— Хватит бунтовать — ухмыльнулся Аносов — Вставай! Выспался, хватит. Нас ждут великие дела.
Я потянулся, сел на краю кровати, замер, крепко зажмурившись. Вставать и правда не хотелось. Упасть, и валяться в постели до тех пор, пока не надоест? Чего я все время куда-то бегу?! Почему мне нельзя остановиться и просто тупо поспать, поваляться на мягкой постели?! А может послать Аносова в эротическое путешествие и еще подремать — часа два, не меньше? Ну да, я типа супермен и всякое такое, но мозг мой тоже должен отдыхать, в конце-то концов!
Встал и побрел в ванную комнату умываться. Все равно ведь не отстанет! Он уже и пироги вчерашние разогрел, и чайник булькает, и разогретым шашлыком пахнет. В общем — все готово к заправке «горючим». И тут же забурчал желудок, требуя его заполнить. Ускоренный обмен веществ это, конечно, хорошо, но вот это постоянное желание чего-то пожевать…оно иногда бесит. Только поел — проходит полчаса и ты опять готов обедать. Я постоянно чего-то жую, перекусываю, глотаю…как травоядные, которые целыми днями только что и едят, переваривая свою малокалорийную растительную пищу.
Душ принимать не стал. В знак протеста! Поплескал в глаза, растер лицо полотенцем, пощупал щетину…и стал намыливать щеки и подбородок. Решил походить без бороды — так и не надо отращивать богемную щетину. Терпеть не могу томных мущинок с трехдневной щетиной. Лагерфельда им в дышло…
Позавтракали в тишине — мне говорить не хотелось, Аносов же, поглядывая на меня искоса, молчал то ли в поддержку, то ли осуждая мое молчание. Настроение было просто отвратительное. Сам не знаю почему. Наверное, так подействовала на меня брошенная квартира. Я бывал в старых, брошенных хозяевами деревнях. Целые, почти нетронутые временем дома вскрыты мародерами, разграблены, но изба еще крепка, на окнах колышутся под ветерком тюлевые занавески, а со стен глядят фотографии тех, кого уже нет в живых — смотрят, следят за тобой. И кажется — за спиной неуловимое, быстрое движение. Обернешься, посмотришь, пытаясь поймать взглядом это нечто, но оно исчезает в тенях за печкой, или прячась за дверью с низкой притолокой, о которую бьешься головой заходя в дом. Взгляд — живой, недоброжелательный…
Ты не у себя дома, этот дом не твой. И ты косвенно виноват в том, что его хозяйка ушла отсюда, и возможно — навсегда.
В общем, когда мы вышли на позднеавгустовскую жару, я был настроен плюнуть на все, и отправиться домой. Да, в свою квартиру на Котельнической набережной. А потом — в мой дом в Монклере. Странно, но из всех моих нынешних местопребываний именно дом в Монклере стал моим настоящим домом. Наверное потому, что я его любовно перестраивал, думал о нем, мечтал. Не знаю, станет ли таким домом вилла на берегу океана…