Г. К. Жуков, вспоминая о событиях тех дней, напишет:
«…18 мая обстановка на Юго-Западном фронте резко ухудшилась. Генштаб еще раз высказался за то, чтобы прекратить наступательную операцию под Харьковом. Он предлагал повернуть основные силы Барвенковской ударной группировки, ликвидировать прорыв противника и восстановить положение 9-й армии Южного фронта.
Мне довелось присутствовать в этот день в Ставке при одном из последующих разговоров И. В. Сталина с командующим Юго-Западным фронтом. Хорошо помню, что Верховный уже тогда четко выразил С. К. Тимошенко серьезное опасение по поводу успехов противника в районе Краматорска.
К вечеру 18 мая состоялся разговор по этому вопросу с членом Военного совета фронта Н. С. Хрущевым, который высказал такие же соображения, что и командование Юго-Западного фронта: опасность со стороны краматорской группы противника сильно преувеличена и нет оснований прекращать операцию. Ссылаясь на эти доклады Военного совета Юго-Западного фронта о необходимости продолжения наступления, Верховный отклонил соображения Генштаба. Существующая версия о тревожных сигналах, якобы поступавших от Военных советов Южного и Юго-Западного фронтов в Ставку, не соответствует действительности. Я это свидетельствую потому, что лично присутствовал при переговорах Верховного…»
Военные контрразведчики Абакумов и Селивановский предупреждали Хрущева о вероятных последствиях неподготовленного наступления, но он проигнорировал их доводы. Таким образом, оба они стали свидетелями позора харьковского провала.
Еще одна деталь. Абакумов, получив этот документ от Селивановского с оценкой ситуации Рухле, допустил грубейший просчет. Вместо того, чтобы доложить Сталину, он, боясь обойти члена Политбюро Хрущева, сначала доложил свои опасения на проведение этой операции ему. А уже потом — Сталину.
Результат — дальше немцы буквально растерзали войска ЮЗФ на этом направлении.
Сталин рассвирепел, узнав о диком поражении наших войск. За провал операции Сталин намеревался расстрелять Хрущева, который в силу сложившихся наверху правовых отношений понимал, что это намерение у вождя возникло по подсказке Абакумова. А сам начальник военной контрразведки НКВД оставил нехороший осадок у Сталина от этих действий. На самом деле своим звонком Хрущеву Абакумов фактически вынес расстрельный приговор себе и Рухле.
— Почему, почему он первому доложил Хрущеву, а не мне. Может быть, я ему бы больше поверил, чем гражданскому генералу, — бурчал про себя Сталин.
Как бы то ни было, но первую зарубку на судьбе Абакумова он уже сделал.