Зачем, интересно? Собираюсь бить Воронцова? Взрослого Одаренного, первого и единственного сына в семье? Ну-ну…
— Ваше сиятельство, — пробормотал дедок-вахтер в непонятного цвета ливрее, поднимаясь мне навстречу, — не велели же…
— Потом! — рявкнул я.
Дедка как ветром сдуло — он рухнул обратно на стульчик и спрятался за конторкой, будто став еще меньше. То ли у меня был настолько взъерошенный и грозный вид… то ли оживший родовой Источник наделил меня тем, чем я пока еще не мог воспользоваться — но что прекрасно чувствовали окружающие.
Интересно, с Воронцовым тоже сработает?
— Князь?
Я все-таки не успел заметить его первым — хоть это и было непросто. Среди немногочисленной публики в центральной зале больницы Воронцов выделялся не только статью и ростом чуть ли не в два метра, но и одеждой. Лакированные ботинки блестели чуть ли не ярче ламп под потолком, а костюм тянул на две-три сотни имперских рублей, не меньше. Светло-бежевый, с рубашкой в полоску и узким черным галстуком. Так в последние года два-три одевался чуть ли не весь столичный молодняк. Просто Воронцов всегда был первым.
Модник хренов.
— Ваше сиятельство.
Я чуть склонил голову — ровно на столько, на сколько того требовал этикет. Для рукопожатия мы стояли слишком далеко друг от друга — и, похоже, обоих это вполне устраивало.
— До меня доходили слухи, будто вы, сударь, желаете меня видеть.
Воронцов провел рукой по светлым зачесанным назад волосам, поправляя и так безупречную прическу. Похоже, нервничал. После вчерашнего он наверняка ожидал встретиться чуть ли не с покойником — и мой вполне живой и бодрый вид… Нет, конечно, не напугал его — но уж точно удивил и обескуражил.
— В таком случае — хотел бы я знать, кто их распускает, — сказал я. — Потому как никакого желания видеть вас у меня нет… сударь.
Спокойнее, Горчаков. Спокойнее. Не хватало еще нарваться на новые неприятности, не покинув… место излечения от старых.
— Будьте уверены — это взаимно. — Воронцов лучезарно улыбнулся. — А то я уж ненароком подумал, что вы собираетесь требовать от меня извинений.
— Не собираюсь. — Я сложил руки на груди и, не удержавшись, добавил. — Хоть мне и неприятно думать, что вы могли поступить…
— Как? — Голос Воронцова вдруг стал вкрадчиво-негромким. — Как я поступил? Мне послышалось, или вы желаете в чем-то обвинить меня?.. Меня. Вы.
Все разговоры вокруг уже успели стихнуть, и теперь Воронцов старательно работал на публику. Немногочисленную — но достаточно внимательную. Уже завтра каждое слово нашей беседы узнает весь Петербург. Особенно вот это презрительное «Меня. Вы».