Лицеист (Пылаев) - страница 22

— Ага, — отозвался я. — И чего же ты чувствуешь?

— Вот в том то и дело. — Костя вздохнул и отвел глаза. — Раньше я на тебя смотрю — а ты… как свежая лужа на асфальте. Только не обижайся, ладно?

— Сложно, но постараюсь.

— В смысле — плоский и прозрачный. Все видно и все понятно. Сразу можно сказать, о чем думаешь, какое настроение.

— Да? — Мне вдруг захотелось улыбнуться, хоть никакого веселья я не чувствовал. — А сейчас?

— А сейчас черт знает. — Костя отлип от стены и снова неторопливо зашагал по лестнице. — На болото торфяное похоже. Черным-черно, ничего не видно. А глубина такая, что попробуй влезь — там и останешься.

Да уж. Не знаю, смогла ли Ольга Михайловна, которая не знала меня с самого детства, разглядеть что-нибудь подобное… но по всему выходило, что смогла. А то и увидела то, что скрывалось даже от меня самого. Что бы ни случилось с моим Даром и разумом после аварии, я изменился. И чертик, едва не повыбивавший Воронцову все зубы, в моем персональном омуте теперь наверняка не попал бы в даже в десятку самых крупных.

Я открыл дверь на улицу и на мгновение испытал облегчение, не увидев черную «Волгу» напротив входа. Но моя радость оказалось преждевременной: зловещая «баржа» лишь сместилась метров на пятьдесят вправо — похоже, все-таки уезжала на ночь — но окончательно свой пост так и не покинула. Затемненные стекла блестели на солнце, и я не мог увидеть, если ли кто внутри.

— Ты идешь? — Костя обернулся и замедлил шаг. — Саш?..

— Иду.

Я тряхнул головой, отгоняя ощущение чужого взгляда, но оно оказалось прилипчивым. Будто кто-то снова «зондировал» меня. Как Ольга Михайловна… только изящнее — и при этом куда успешнее. Уж не знаю, что успела заметить она, но этот явно увидел вообще все. И закрыться я бы не смог, даже если умел бы.

Круче, чем пятый магический класс? Елки…

Таинственный шпион «отпустил» меня, только когда мы вышли за ограду на Литейный. Костя вполне бы мог проигнорировать указатель «служебный въезд» и проехать внутрь, как Воронцов, но не стал хамить. Дед всегда говорил, что скромность — чуть ли не важнейшая добродетель дворянина, и брат умел закрутить гайки своему тщеславию.

Но уж точно не в том, что касалось машин.

Припаркованная в полусотне метров от ворот «Чайка» цвета слоновой кости блестела так, что становилось больно глазам. Огромная, роскошная, с вытянутыми задними крыльями, похожими на рыбьи хвосты, она казалась громоздкой и медлительной — но только на первый взгляд. Спрятавшийся за хромированной решеткой радиатора двигатель на трассе вполне мог бы угнаться и за спортивной «Волгой», и даже за «Понтиаком».