Я аккуратно сложил бумаги в ящик стола. До ужина оставался еще час или полтора, так что мне не пришло в голову ничего умнее, чем просто прогуляться по поместью. Основные здания я, разумеется, знал неплохо, но в некоторые заглядывал последний раз чуть ли не в далеком детстве.
Беседка среди деревьев. Часовня, которая пустовала уже лет десять — дед никогда не был особо верующим, а мама обычно выбиралась в собор в Гатчине или в Казанский.
Конюшня, прижавшая к могучему боку усадьбы — в ней и раньше было немного лошадей, а после смерти родителей дед с Костей распродали остальных и отдали помещение кому-то из местных, мужику из крестьян. Тот соорудил то ли мастерскую, то ли что-то еще — я никогда особо не интересовался.
Гараж — из него я и угнал отцовскую «Волгу» в тот день, когда Воронцов меня чуть не угробил. Теперь это казалось чем-то почти забытым, оставшимся в прошлом, хотя с той злополучной гонки прошло меньше полутора месяцев.
Здорово же я изменился за это время. И дело уж точно не только во внезапно усилившемся вдесятеро Даре.
Задумавшись, я прошагал мимо гаража и уже думал было повернуть обратно, когда мое внимание вдруг привлек свет. Он пробивался сквозь молодую поросль в самом дальнем краю сада. Там, где ухоженные и ровно постриженные деревья понемногу уступали место диким, которые будто перелезли через ограду и понемногу отвоевывали себе землю там, куда неохота было ходить людям из усадьбы.
Крохотная глушь прямо на территории родового гнезда Горчаковых. Я любил убегать сюда, получив лещей от Мишки. Кажется, там еще был сарай, построенный чуть ли не раньше самой усадьбы лет сто пятьдесят назад… Да, точно был — только почти заброшенный. Там не хранили даже садовую утварь — только стаскивали гнить всякое бесполезное барахло, которое жалко было просто выкинуть.
И именно оттуда и светило… что-то явно электрическое. Подойдя поближе, я увидел сначала окно, прикрытое ставнями, а потом и само здание. Потемневшее от времени, коренастое, будто вросшее в землю. Усталое и покосившееся — но все же достаточно прочное чтобы простоять еще не один десяток лет. Ночью оно наверняка показалось бы почти пугающим, но сейчас, в сумерках, скорее навевало ощущение какого-то сказочного уюта.
Как в сказках Пушкина, которые читала мама. В детстве я почему-то думал, что Баба-Яга живет примерно в такой же избушке… Только впятеро меньше, на курьих ножках и, разумеется, без малейших признаков электрификации.
Свет пробивался не только между ставнями, но из широкой щели со стороны тропинки. Кто бы ни обустроился в сарае, он явно не слишком плотно прикрыл ворота. То ли ни от кого не прятался, то ли просто не ждал гостей. Приблизившись, я на всякий случай стал ступать осторожнее. Усадьба с ее вечной болтовней горничных и поварих на террасе осталась в паре сотен шагов за спиной, и вокруг было так тихо, что я слышал только собственное дыхание, стрекотание кузнечиков в траве…