— Будет он сытым, как же, — не удержался дед Паткул. — Бывал я, значитса, в Виличе в молодости. Мир, дураку, охота посмотреть было. Так там энтих ушлёпков, как свинушек недорезанных. Во все стороны так и снуют. И от дерьма очень ловко уворачиваются. — Старикан прикрыл глаза и, с видимым одобрением, добавил. — Шустрые!
— Какого дерьма? — Не понял я. Вилим и тот, вопросительно на старика уставился.
— От обычного, — охотно пояснил Паткул. — Его по улицам в избытке. Там даже у детишек забава такая есть. — Дед заговорчески мне подмигнул. — Кто больше раз в ушлёпка дерьмом попадёт. Так, на моей памяти, больше десятка раз, ни один не попал!
— Хватит тебе стращать парнишку, сосед, — вновь поморщился отец. — Может ему повезёт в придворные маги выбиться. Кто знает?
— Это да, — с готовностью согласился дедок. — Оно, конечно! Раз в тыщу лет и корова вместо навоза лепёшками гадит! Помнится….
Гулкий протяжный звон перебил старика на полуслове. Отец, тяжело вздохнув, поднялся с топчана и, натянув шапку, повернулся ко мне.
— Пора Вельд. Слышишь, в набат бьют. Народ обоз провожать собирают. И тебе пора в дорогу. Сам идти то сможешь?
***
Было довольно прохладно. Неприятный холодный ветерок, подобно назойливому настырному воришке, лез под одежду, умело отыскивая в ней многочисленные прорехи. Я поёжился, зябко поведя плечами и, мрачно огляделся вокруг. Открывшаяся картина настроения не добавила.
Деревенька, на окраине которой мне в настоящий момент "посчастливилось" стоять, состояла примерно из пары сотен приземистых невзрачных домишек, кривыми улочками, разбросанных в пределах небольшого, зажатого со всех сторон лесом, частокола. Дома будто жались к земле, тускло отсвечивая маленькими окнами-бойницами, в свете довольно уже высоко поднявшегося солнца. Возле каждого дома, тесно прижавшись к стенам, словно опята к трухлявому пеньку, громоздились, ещё более убогие на вид, хозяйственные пристройки. Крохотные, заросшие сорняками огороды, огороженные довольно добротным, на фоне всего остального, забором, довершали картину беспросветной нищеты, царившей вокруг.
— У! Вельда в ушлёпки ведут! Я первый увидел! Нет, я! — несколько пацанят, в забрызганных грязью рубахах до колен, сорвались с насиженных мест и понеслись прочь, отчаянно стараясь, обогнать друг друга. Не прошло и нескольких секунд, как сорванцы, продолжая что-то задорно выкрикивать, скрылись за ближайшим поворотом, только грязь во все стороны полетела.
"Ишь и не холодно им, оглоедам", — завистливо посмотрел я им вслед, затем перевёл взгляд на тёмно-коричневую жижу, толстым слоем покрывавшую дорогу, задумчиво взглянул на собственную обувку, выданную мне отцом на выходе и, печально вздохнул.