— Серьёзный у тебя друг. Строгий. — Пахому явно хотелось поговорить.
— Зато надёжный, — пробурчал я. — Если бы не он, я так бы и остался в вашей деревне. Скорей бы из неё убраться.
— Так завтра и уедите, — обрадовал меня дед. — Мужики сегодня за ворота выходили. Добришко, что вчера в волколаков из луков метали, подобрать. Так прошлись по следам. В лес обратно стая то ушла. Их же много. Сидя возле деревни не прокормиться. А вам в другую сторону дорога.
— Это хорошо, — обрадовался я. — Скорей бы в город попасть.
— Это да, — согласился Пахом. — Оно, конечно. — И, вдруг, подскочив, уставился в сторону переулочка, в котором скрылся недавно пацанёнок. — Смотри. Что это там?!
— Где? — машинально развернулся я в ту сторону.
Вдруг в глазах на мгновение померкло. Меня замутило и даже слегка качнуло в сторону. Ощущение было такое, как будто я только что долго крутился вокруг своей оси, а затем, резко остановился. Накатило и, почти тут же, отпустило. Я мотнул головой в недоумении. Голову напекло, что ли? Да вроде не должно. Солнышко, конечно, припекает, но не сильно. Ласково так. Не лето же. Я проморгался, ещё раз, бросил беглый взгляд в сторону улочки, где что-то оживлённо обсуждали трое мужиков и краем глаза уловил какой-то блик у дома напротив. Хотел, уже было уточнить у старикашки, что это он там такого странного увидел, как вдруг замер на месте, выпучив глаза. Откуда бликануло? Не от этой же мутной слюды, что здесь в окнах стоит. Стекла то здесь и в помине нет. Вспыхнувшая догадка заставила сердце пропустить пару ударов.
Кинокамера это была! Прокололись сволочи! А ведь я уже практически поверил!
Кинув ещё один взгляд в злосчастный переулок, я заскрежетал зубами. Из-за спин мужиков выглядывала ехидная смутно знакомая физиономия, со сдвинутой на затылок кепкой. В следующее мгновение фигура, в мятой ветровке зелёного цвета, шустро метнулась к дому, сверкнув красными кроссовками.
— Толик скотина! Всё! Ты труп!!! — Взревев, я со всей прыти кинулся к дому. В душе бушевал вихрь смешанных в один узел чувств: тут была и обида за подлый обман, со стороны бывшего друга; злость на себя, что дал себя так подло разыграть; ярость и желание придушить не только Толика, но и всех, кто в этом балагане участвовал, но преобладало над всем этом чувство радостной эйфории! Это всё розыгрыш! Привычный мне мир никуда не делся! Вот Толику морду набью и вернусь домой! Прочь от этой унылой действительности, с её безнадёгой!
— Толик! Лучше сам выходи! — Проорал я, подбегая к дому. — Я тебя, сука, сейчас, по стенке размазывать буду! Очень долго и очень больно!