Сидящий через проход простодушно улыбнулся, приложив палец к губам: тсс... Я озадаченно покосилась по сторонам. Нас подслушивают? Очевидно, позволила себе недопустимую степень свободы — цербер слева сжал мой локоть, глубоко вонзив пальцы между косточками. Я замерла, охваченная болью. Сжала зубы, закрыла глаза и не шевелилась до конца поездки.
Ехали минут двадцать пять. Если допустить, что это было восточное направление (а легче допустить восточное, чем западное), то получалось, что мы отдалились от Жемчужного километров на восемь. Десять минут по городу (машины гудели), остальное — по ровной дороге с короткими зигзагами и болтанкой на финише.
Отдирали меня от сиденья так, будто я приклеилась самолетным клеем. Видно, страхом сжало мышцы, руки впились в сиденье так, что я представляла с ним неразрывное целое.
— Это ничего, крошка, это нормально, — снисходительно похлопал меня по плечу добродушный похититель. Цепко взялся за мою руку и рванул так, что я вылетела из автобуса прямо в объятия хладноглазого. Под усиленным эскортом меня препроводили через заброшенный грушевый садик и ввели в деревянный дом с мансардой. На первом этаже было опрятно. Правда, полностью отсутствовала мебель — когда-то, видно, производили ремонт, а потом забросили. Меня протолкнули через кухоньку с компактной электроплитой, через гулкий зал с камином и зарешеченным окном. По винтовой лестнице подняли наверх.
На мансарде было очень пыльно. Пыль царила везде: на неструганых стропилах-укосинах, на отслаивающихся панелях, из-под которых торчали клочья утеплителя, на разболтанных деревянных стульях. Про пол и говорить нечего — серая плотная масса покрывала неподогнанные доски, будто вулканический пепел после мелкого извержения. Меня посадили на скрипучий деревянный стул. Просто посадили, и все. Привязывать не стали. Ни словом не прокомментировав событие, развернулись и затопали по лестнице. Я осталась одна. Захлебнулась тишиной. Очевидно, мои похитители сочли, что у меня хватит благоразумия не шевелиться.
Я подняла голову. Перед глазами располагалось крохотное оконце. Через пыль и изоленту проступал фрагмент скалы, на котором сиротливо обреталось одинокое криворукое деревце. Дальний фон делили пополам небо и море.
Я выносливая женщина. Выносливее большинства мужчин и половины знакомых мне женщин. Если злоба давит отчаяние, я выдерживаю многое. Заплыву за буек своих возможностей и не сдамся. Я стерплю одиночество, вынесу гонения, унижения и даже не закричу, увидев мышку из-под рассохшейся половицы. Но если злоба не в силах задавить отчаяние...