Я догадалась, что осталось «про запас». Очевидно, предложение типа «тело в дело», от которого будет трудно отказаться. С паршивой овцы хоть шерсти клок. А как же эти наложницы в бассейне?
В тот момент я так и не узнала, что на самом деле уготовил мне Рокот. Узнала несколько позже, при обстоятельствах ужасных. Вдруг надрывно запищала рация, он нетерпеливо схватил ее:
— Говори, Алекс...
— Иван Валерьянович, труп под скалой! — донеслось через треск эфира.
— Ч-черт... Понял, буду... — Перегнувшись через перила, он крикнул клевретам, чтобы готовили машину. Немедленно! Поразительно, но его возбуждение передалось и мне, будто от того, что лежит под скалой, зависело мое будущее.
— А меня куда девать? — жалобно вопросила я.
Он опять забыл о моем существовании (ну что за человек!). Посмотрел на меня так, будто я к нему на террасу с крыши рухнула и забыла представиться.
— Да ладно, черт с вами, садитесь в машину, — процедил он. — Куда вас еще девать...
Скалу Обмана оккупировали люди Рокота. Двое прохлаждались на дороге, четверо, нахохлясь, сидели на камнях. Автоматами не трясли, дома оставили, по карманы у ребят отдувались так очевидно, что вопросы отпадали. Бледнолицый Шлепень, кусая губы, маячил под обрывом, где бесформенная масса камней граничила с морем. Завидя нас, махнул рукой. Мы спустились, я и Рокот. Почему он мне позволил — до сих пор не пойму. Двое сопровождающих остались наверху.
На камнях, у самой воды, лежало женское тело в зеброобразном бикини и желтом парео (!) на бедрах. Голова — меж двумя валунами. Тело напряжено и как-то неестественно выгнуто. Несмотря на страх, я отметила про себя, что однажды уже видела этот купальник в вертикальную полоску, видела «апельсиновую корку» на бедрах. Естественно, в упомянутые времена все это принадлежало женщине веселой и очень разговорчивой.
— У нее полоса на шее, — сообщил Шлепень. — Душили, падлы...
— Переверни, — распорядился Рокот.
— А ментов не обидим? — для порядка осведомился подручный.
— Да пошли они, уроды... — Рокот скрипел зубами. — Переворачивай...
Я ахнула и, чтобы не упасть, вцепилась Рокоту в руку. Ну угораздило... Он покосился на меня без особой симпатии, но промолчал.
В небо с болью и ничегонепониманием взирали серые глаза Ларисы Куценко! Простоватой хохлушки из бунгало... Нет сомнений, что перед смертью она много говорила и просила. Ее лицо было искажено, посинело, рот раскрыт, и из него свешивался синий, в пятнышках, язык. Глаза настойчиво взывали к небу: не убивайте! В простеньком кулончике, сбившемся с шеи Ларисы, поигрывал кусочек солнца.