Костюковичи сидели на террасе первого этажа и, как классические «эники-бэники», ели вареники. Есть такая услуга в здешней столовке — дают на вынос в дырявом термосе, за отдельную плату. Плюс залог за термос.
Я как раз проходила мимо.
— Горюшко-то какое, — посетовала, проглатывая вареник, мадам Костюкович, — Ларисонька наша погибла. Был человек — и нету человека.
— Знаю, — откликнулась я, — Соня уже рассказала.
— Вот уж воистину, — заохал муж мадам Костюкович, — живешь и не знаешь, где обретешь, где потеряешь. А Ларисонька, между прочим, целый год откладывала деньги, чтобы на море съездить.
— Ужасно, — траурным тоном поддержала я. — Увидеть море — и умереть... Просто в голове не укладывается.
В коридоре меня выловила Рита Лесницкая. Я вяло тыкала ключом в скважину замка, уже отчаявшись попасть. И вдруг попала. В это время она и вынырнула из своей комнаты. С поджатыми губками.
— Ну и где тебя шатало, Лидунь?
— Капиталы проматывала, — вздохнула я. — Хотела записаться в куртизанки, но у них все занято. Буду гулять просто так.
— Это понятно, — кивнула Рита. — Ты знаешь новости?
— Да, знаю. Скверные новости расходятся быстрее хороших.
— Полная тухлятина, согласись? Бандюки гребаные, блин. Слов уже нет... Я зуб даю, Лидуня, они ее изнасиловали и удавили, чтобы не трепалась. Вот видишь как — в одиночку нам теперь из дома не выйти.
— А ты пластическую операцию сделай, — посоветовала я. — Скажи: хочу быть уродиной. Это недорого. Ни одна зараза не пристанет.
Пихнула дверь коленом и вошла в свой номер. Я уже не могла больше никого видеть...
В комнате было душно и пыльно. Я включила телевизор и завалилась на постель. Головная боль подутихла, но меня по-прежнему трясло. Не было сил собирать вещи и ловить такси на Симферополь. Может, до утра ничего не случится, понадеялась я.
Вечерние «Подробности» — единственная программа на русском языке — давно закончилась. Начинался украино-мексиканский сериал — тягучее резиновое мыло. Оно только добавило духоты. Я выключила телевизор и распахнула окно. Темнота падала стремительно. На западе еще играло бордовым глянцем зарево, а с востока уже надвигалась густая темень.
К вечеру неожиданно поднялся ветер. Ленивое до заката море разгулялось штормом. Высокие волны с шумом разбивались о берег, растекаясь по песку пенистой шипучкой. Погода явно перестаралась. Какие-то фигурки совершали между волн замысловатые пируэты. То качались, балансируя на поверхности, то взлетали, то исчезали, уходя за гребень волны. Серфингисты, догадалась я. Ветер с Турции благотворно подействовал на голову: она почти перестала болеть. Самое время принимать процедуры и отправляться ко сну. Я вынула из тумбочки банное полотенце и отправилась в душ. Горячей воды в бунгало отродясь не бывало, днем и ночью текла еле теплая. Но хоть тараканы из смесителя не выпрыгивали. Я подставила лицо под струю и простояла так минут пять, пока из головы не вымылись последние впечатления ушедшего дня. После чего тщательно выскребла тело, внимательно изучила себя в кривом зерцале и обернулась в два полотенца — банное на себя, «вафельку» — на голову. Прищепку на груди зажимала, переступая порог...