Выполнив свой долг хозяина и познакомив между собой гостей, мистер Реес удержал подле себя Аллейна, проследил, чтобы ему налили выпить, отвел его в сторонку и, как заключила Трой по изменившемуся и ставшему очень внимательным выражению его лица, завел с ним серьезный разговор.
— У вас был очень длинный день, миссис Аллейн, — сказал синьор Латтьенцо с сильным итальянским акцентом. — Чувствуете ли вы, что все сигналы времени, — тут он быстро повращал пухлыми руками, — совершенно перемешались?
— Именно так, — кивнула Трой. — Думаю, это последствия смены часовых поясов.
— Приятно будет лечь в постель?
— Боже, да! — выдохнула она, вынужденная горячо с ним согласиться.
— Идите сюда, садитесь, — синьор Латтьенцо повел художницу к дивану, стоявшему поодаль от того, где расположилась мисс Дэнси. — Вы не должны начинать рисовать, пока не будете готовы, — сказал он. — Не позволяйте им заставлять вас.
— О, надеюсь, завтра я буду готова.
— Я в этом сомневаюсь, а еще больше сомневаюсь в том, что в вашем распоряжении будет ваша модель.
— Почему? — быстро спросила Трой. — Что-нибудь случилось? То есть…
— Случилось? Это зависит от того, как посмотреть. — Он пристально поглядел на нее. Глаза у него были очень живые и блестящие. — Вы, очевидно, не слышали о грандиозном событии. Нет? Тогда я должен сказать вам, что послезавтра вечером мы станем слушателями самого первого представления совершенно новой одноактной оперы. Это будет мировая премьера, — объявил синьор Латтьенцо чрезвычайно сухим тоном. — Что вы об этом думаете?
— Я ошеломлена, — сказала Трой.
— Вы будете еще больше ошеломлены, когда услышите оперу. Вы, конечно, не знаете, кто я.
— Боюсь, мне известно лишь, что ваша фамилия Латтьенцо.
— Так и есть.
— Наверное, мне следовало воскликнуть: «О нет! Неужели тот самый Латтьенцо?»
— Вовсе нет. Я скромная личность — педагог по вокалу. Я беру человеческий голос и учу его узнавать самое себя.
— И вы…
— Да, я разобрал на части самый выдающийся вокальный инструмент нашего времени, снова собрал его и, вернул владелице. Я три года работал как лошадь, и наверное, я единственный человек, на которого она обращает хоть какое-то внимание в профессиональном смысле. Мне велено быть здесь, так как она желает, чтобы я впал в восторг от этой оперы.
— А вы ее видели? Или надо говорить «читали»?
Он поднял глаза к потолку и сделал отчаянный жест.
— О боже, — пробормотала Трой.
— Увы, увы, — согласился синьор Латтьенцо.
Интересно, он всегда так неосмотрителен с незнакомцами, подумала художница.
— Вы, разумеется, обратили внимание, — продолжил он, — на светловолосого молодого человека с внешностью средневекового ангела и с выражением душевной муки на лице?