Снова долгое молчание.
— Она была моей женой, — сказал Баррабелл. — Я в тот момент даже не знал, что случилось. Я не получил их письмо. Его обвинили в убийстве другой женщины. Поймали на месте преступления. Я был на длительных гастролях в России с труппой «Левые Актеры». Когда я вернулся, все уже закончилось. Она была такая красавица, вы не представляете. И он сотворил с ней такое. Я заставил их мне рассказать. Они не хотели, но я настаивал, и в конце концов они рассказали.
— И вы решили отомстить совершенно здоровому ребенку?
— Откуда вы знаете, что он совершенно здоров? Как можно ждать от меня, что я буду играть с ним в одной труппе? Я хотел получить эту роль. Я хотел работать в «Дельфине». Вы воображаете, что я могу делать это, когда среди актеров находится отродье убийцы? Это чертовски маловероятно, — сказал Баррабелл и издал что-то вроде смешка.
— Итак, вы дошли до точки. Все изощренные попытки подставить Уильяма ни к чему не привели. А потом внезапно и необъяснимо случилось настоящее, ужасное преступление: обезглавили сэра Дугала. Как вы это объясните?
— Никак, — сразу ответил он. — Я ничего об этом не знаю. Ничего. Если не считать его тщеславия и того, что он принял этот глупый титул, он был довольно безвредным человеком. Типичный герой-буржуа; может быть, именно поэтому у него так хорошо получалась роль Макбета.
— Вы рассматриваете пьесу как антигероическую демонстрацию буржуазного образа жизни? Ее можно так интерпретировать?
— Разумеется. Если вам хочется выразиться именно так. Дело в мотиве Макбета. В финальном жесте отчаяния. И они оба сломались от этого напряжения.
— И вы в самом деле в это верите?
— Разумеется, — повторил он. — Конечно, наше прочтение, как обычно, было идиотским. Возьмите концовку: «Да здравствует Шотландии король». Другими словами, «да здравствуют прежние приемлемые стандарты. Прежние награды и прежняя раздача денег и титулов». Мы, конечно, все это вырезали. А окровавленная голова Макбета смотрела в лицо молодому Малькольму. Занавес, — сказал Баррабелл.
— А вы обсуждали пьесу с вашими политическими соратниками на собраниях «Красного Братства»?
— Да. Но не в подробностях. Больше в шутку.
— В шутку? — воскликнул Аллейн. — Вы сказали «в шутку»?
— Ну, мрачноватая шутка, конечно. Мы собираемся каждое воскресенье по утрам. Вам стоило бы прийти. Я проведу вас по своему пропуску.
— А вы говорили об убийстве?
— О да. Обсуждали, кто бы мог это сделать.
— И кто же это сделал?
— Меня не спрашивайте. Я же этого не знаю.
Аллейн подумал: а он не так сильно напуган сейчас. Он дерзит.