* * *
В общежитии, где мы жили, как и в любом нормальном общежитии, все знали всё обо всех. В частности, я знал, что дама, живущая на третьем этаже, водит к себе разных мужиков и постепенно спивается, невзирая на юные двадцать семь лет и звание мастера спорта по лыжам. Я в те годы почти не пил, общение с женщинами, сильно ограниченное зимой, полностью прекращалось летом в тайге. Поэтому про соседку я кое-что знал, но внимания на это не обращал. Мало ли вокруг живёт разного народу! Иногда она заходила к нам в комнату с просьбой что-нибудь привинтить, починить и подстрогать, но по таким делам к нам, молодым и холостым, ходила половина общаги, поэтому тут и говорить было не о чем. Мы чинили, винтили, строгали, доставали из подвалов, возили с дач, вышибали заклинившие двери и ставили новые, за что бывали награждаемы то простым «спасибом», то банкой варенья, то бутылкой водки.
Вскоре по общаге разлетелась новость: соседка выходит замуж по залёту. Её очередной хахаль, некогда мастер бокса, а ныне мастер выпить, решил не бросать подругу в положении и честно жениться, хотя, как я потом понял, прекрасно знал о её образе жизни. Или узнал, да было поздно. Странный народ – мужики: не знает, что у его женщины было до него – и живёт себе с ней спокойненько. Как узнал подробности – скандал, развод, хотя не изменилось ровным счётом ничего кроме пары нейронных связей в его мозгах. А зарёванная дура сидит и думает: и зачем я ему всё это рассказала? Кто тянул за язык? Следующему уже точно ничего не расскажу!
За день до свадьбы ко мне в комнату пришла сильно беременная соседка. Последние полгода она, видимо, старалась не пить и не курить, потому выглядела гораздо лучше обычного.
– Сосед, надо немного лаврушки под пельмени и две табуретки: гостей садить завтра некуда! Выручай!
Я нашёл ей всё что требовалось. Пока я рылся в ящике, она присела на край кровати и что-то рассказывала о своей новой счастливой, но трудной жизни. Я кивал головой, слушая вполуха. Мне и теперь-то такие разговоры с потусторонними женщинами о неведомых мне проблемах не особо интересны, а тогда я банально не врубался – о чём речь. Моя голова в те счастливые годы была полна геологическими картами, гранитами, известняками, спинифексами, новоприставленным дедом и желанием жениться на длинноволосой студентке мединститута. А тут какая-то мутнозернистая тётка со своими разговорами о плохой наследственности, сепсисе в роддомах и закрывшейся на ремонт молочной кухне. Я вручил ей лаврушку и помог донести табуретки до её комнаты. За дверями раздавались предпраздничные звуки и запахи, поэтому внутрь я сунуться не рискнул, но был приглашён завтра в гости к двум часам.