– Ну, тогда хоть пирамидку из оникса привези из своего похода! А то у меня оникса в коллекции мало. Скоро гость придёт – и показать нечего!
– Ладно! – отвечаю я ей. – Пирамидка из оникса – не проблема. Ты только объясни: почему ты больше всего «Ferrari» любишь?
– А потому что она длинная и красная! – не задумываясь, брякнула Т-9, но вдруг сама покраснела как «Ferrari» и убежала на ледник кататься на лыжах, а я от удивления проснулся. Надо мной нарезали круги два огромных ворона. Они свесили головы меж крыльев и внимательно присматривались к моему телу. Когда тело зашевелилось и со скрипом и хрустом село, вороны переглянулись, разочарованно каркнули отбой и улетели в сторону посёлка. «Началось!» – подумал я.
* * *
Спуск занял почти три часа. Склон оказался сильно захламлён стволами упавших деревьев. К моему приезду тут почему-то забыли подмести и заасфальтировать, и я решил, что объявлю деду выговор сразу, как он в следующий раз заявится. А в том, что это произойдёт сразу, как стемнеет, я уже не сомневался. Так оно и случилось. К семи вечера я прошёл почти километр вверх по ручью, перевыполнив таким образом свой дневной план. Найдя небольшую полянку, я решил устроиться на ночлег. Первой спичкой разжёг костёр, разогрел банку каши, вскипятил в котелке литр воды и заварил чёрный чай со смородиной. Смородина в изобилии росла у самой воды в пропорции: пять кустов красной на один – чёрной. Почти всю ягоду, ещё не совсем дозревшую, уже склевали какие-то местные обитатели. Причём ягод чёрной смородины, той, что послаще, не осталось вовсе, а красная ещё местами виднелась. Местные обитатели дураками не были! Я склевал остатки кислицы, по запаху отбраковал её листья от запашистых листьев чёрной родственницы и закинул последние в котелок с кипятком. Съел кашу с сухарями, попил чай, раскинул на траве коврик и натянул над ним целлофан. Потом сполоснулся в ручье, переодел футболку и носки и лёг на лежбище. По вершинам вековых сосен, пихт и елей пробежал тяжёлый вздох. Вечерний ветерок пересчитал ветки перед сном и улетел дальше на запад. Быстро темнело. Я притащил пару гнилых пней и уложил их в костёр крест накрест с тем расчётом, чтобы сначала сгорел один, а потом – другой, чтоб хватило подольше. Хоть и было тепло, но ночью в тайге без костра грустно даже во сне. Комарьё и мошкара почти не портили картину, что очень радовало. Днём вокруг меня ещё кружили слепни с рёвом мессеров, но на то они и слепни, что ночью не летают. Мне на щёку сел комаришко и как-то стыдливо укусил. Не то укус, не то поцелуй старой знакомой: «Привет! Столько лет не виделись!»