– Пойдём, попаримся. Баня готова, ужин царский, водка советская.
– Сколько я проспал? – прислушиваясь к своим ощущениям, спросил Валя.
– Часов шесть. Ночью, небось, будешь Булгакина читать да печку кочегарить?
В избе стояла жара. Стены высохли, зато Валя был весь мокрый от пота, и у него ничего не болело.
– Это удивительно! Вась, а я, однако, выздоровел.
– Что, хорошие таблетки я тебе дал? Ни температуры, ни дрисни? В тайге, брат, долго не болеют: или вылечиваются, или сразу умирают. Так что вставай, раздевайся и пошли вениками похлещемся. Стираться будем в другой раз.
В одних валенках они добежали до бани и, пригнувшись, заскочили внутрь. Таких бань Валя ещё не видел. Размером она была с динамитку, только тут оказались нары в две доски шириной на высоте Валиного пупа, потолок был низкий – Вася передвигался скрючившись, – и треть площади занимала куча камней слева от входа, под которой был выложен очаг. В нём ещё мерцали искры. Всё, на что падал взгляд, было смоляно-чёрного цвета, только камни чуть светились бордовым. Вася зажёг свечку и поставил на пол, предупредив:
– Воды мало, тазик один, все стены в саже. Быстренько греемся, моемся, и хватит на сегодня. Я жрать хочу, как из ведра. Проработался, пока некоторые почивали на лаврах.
– Хорошо, что не в бозе.
– В какой позе? Ты это брось!
– Мыться давай, у меня ноги мёрзнут!
Вася буркнул что-то под нос и плеснул кипятком на каменку. Раздалось короткое шипение, волосы на Валиной голове затрещали, по обмороженному носу будто стегнули плетью.
– Твою мать! – он упал на корточки, поскольку внизу была полная зима, по углам белел снег.
– Причём тут моя мать? Я же сказал: пригнись! В бане что ли никогда не был? Ну, дело прошлое, залазь на полку, я тебя похлещу.
Валя осторожно залез на полок, предварительно обдав его кипятком и блаженно чувствуя, как его истерзанное холодом тело нагревается, набирает такое нужное тепло. Вася ещё наподдал и похлестал друга по костям клейким душистым пихтовым веником. Потом поменялись местами, и веник загулял по жиру с мясом. Быстренько поскреблись ногтями и мыльницами, смыли пот рыжей водой и неторопясь прошествовали домой, вытирая красные лица снегом. На печи неостывал ужин: котелок перловки с говядиной из банки и жареная с луком свинина. В квартире на уровне головы была жара, а то, что на полу вода замерзала, так на то имелись носки и валенки с унтами. Валя оглядел свои мощи в обломок зеркала при свете двух свечей: нос красный, в коростах, губы потрескались, щёки заросли щетиной и шелушились. И что больше всего его поразило, и чем он сразу решил похвастать перед мамой по приезду – на плечах синели отпечатки рюкзачных лямок.