— И ты оставил меня и незнакомую тебе девушку в своём доме, а сам уехал? — уточнил Оливер, и так как лекарь вновь отвёл глаза, понял, что да, это явно стыд.
— Ты же знаешь, что у меня тут проходной двор, — развёл руками Джек, — и красть нечего. А леди явно не хотела тебе сделать ничего плохого. Она вообще тебе жизнь спасла! Если бы она тебя не донесла, то ты бы умер на той мостовой.
— Ясно, — сказал Оливер, но на самом деле ему было ничего неясно.
Он помнил к себе прикосновения нежных девичьих пальчиков и не мог поверить, что такая хрупкая девушка смогла бы донести его до дома Джонсона. И Оливер точно знал, что лошадь, как и деньги, у него забрали воры. Допустим, он в забытье бормотал про Доминика, и она сразу сообщила об этом Джеку. «Но откуда, чёрт возьми, она знала моё имя?!» — он сжал руку в кулак, и от этого защипало в боку, боль вернула его из мыслей.
— … теперь с Домиником всё в порядке, а вот няню я рекомендую тебе заменить за халатное обращение с ребёнком, — закончил лекарь.
Оливер понял, что всё прослушал. Стало неловко. Было очевидно, что Джек уже несколько минут рассказывал про его сына и своё ночное путешествие. «Главное, что с сыном всё в порядке», — решил он.
Карету до дома подали ближе к вечеру. Всё это время Оливер мучился угрызениями совести. Во-первых, ему было стыдно признаваться даже самому себе, не то чтобы прислуге, что на него напали, и он не смог справиться с двумя воришками. Во-вторых, девушка не шла у него из головы. «Кого-то она мне напоминает, но кого?». Он тщетно пытался вспомнить, где её видел. И та странность, что она знала, как его зовут и о болезни Доминика. Об этом никто кроме находящихся в особняке не мог знать. Наконец, ему было стыдно, что слабая девушка несла его на себе, ухаживала за ним всю ночь, а он не знает ни её имени, ни как найти и не может отблагодарить за спасение жизни. Он был джентльменом и привык платить по долгам. Тем более быть должным леди — это нонсенс.
Уже вернувшись в особняк, Оливер снова застал там скандал. На этот раз никто не жаловался на лису, но Руперт, красный от гнева и возмущения требовал увольнения Шарлотты, говоря, что это она травила Доминика. Граф ничего не понял, голова сильно болела, силы быстро заканчивались после ранения.
— Руперт, — сказал граф сухо, ему было больно в боку, и чтобы не выдать себя лицом, он приподнял руку к глазам — делай, как знаешь. Поиск новой няни на тебе. Считаешь, что нужно увольнять — увольняй. Я простудился этой ночью, пока ездил за лекарем и плохо себя чувствую. Буду у себя в кабинете, ко мне никого не впускать и по мелочам не беспокоить.