– Зачем мне калека! – возмутился Свад. Мне здоровую давай. Вот с такими сиськами! – коротышка показал руками какие должны быть вторичные половые признаки у женщины.
– Так она здоровая, только четверть человека. А сиськи как раз такие и есть, – не смутился староста.
– Зачем мне четверть? Мне целая нужна.
– Девушка целая. Только не выросла. Калека она с детва. Семнадцать весен. Самый сок. Ее мать заболталась с бабами, да не усмотрела, в колодец дочку уронила и что-то та себе при падении повредила. Отец как узнал, так мать у колодца и прибил. А его самого жандармы забрали. Больше мы его не видели, а девочку спасли, вырастили. Только она расти перестала. И с детства у нее дар открылся лекарский. На кого руку положит, тот и выздоравливает. Хоть человек, хоть животина. Мы ее от инквизиции по подвалам прятали. Тем только дай повод, сожгут сразу и скажут «одержимая».
– Я не видел у вас карлиц, – удивился известию Артем. – И не выдал никто?
– А мы ее прятали всю дорогу. А теперь уже и не надо. Лушой ее зовут. В моем доме теперича поселил ее. А насчет выдачи, так дурней у нас нет. – И как само собой разумеющееся добавил: – Кто же лекарку предавать будет?
– В твоем доме? – Гремлун заерзал на табурете.
Староста глянул на гремлуна, нахмурил брови и тихо произнес:
– Если обидишь девочку, пеняй на себя. Найдем, не спрячешься.
Свад возмущенно выставил грудь.
– Как ты мог такое подумать! Гремлун ребенка не обидит.
– Да? – язвительно спросил Артем. – А это что? – и показал свою руку.
Может там тоже твоя работа?
– Да ты что? Я ее не видел и не знаю. Да пошли вы все по нисходящей амплитуде графика моих ценностей… – Разгневанный и оскорбленный гремлун слез с табурета и растворился в воздухе.
– Он что, и у вас в лагере бывал? – спросил Артем.
– Бывал, – усмехнулся староста. – Пугал баб и требовал самогон. Меня обозвал как-то странно. Катагеном недоделанным.
– Может котангенсом?
– Вот! Точно им. Ученый стервец.
Староста глубоко полной грудью вздохнул, хлопнул широкими ладонями себя по коленям и поднялся.
– Так я пойду, распоряжусь насчет вдов, – сказал он.
Артем думая о своем, кивнул:
– Ага, иди.
Сотрудничество с поселенцами сулило хорошие выгоды. Надо отношения развивать. И подумать о том, чтобы солдаты, живущие без женской ласки, не насильничали крестьянок. Но не публичный же дом здесь обустроить?..
Староста ушел, а Артем, ничего не придумав, сел дописывать донесение. Но дописать ему снова не дал Козьма.
Он заглянул, огляделся и, загадочно улыбаясь, сообщил:
– Мессир, банька готова, прошу отпариться.
После дороги и купания в грязной воде грота у Артема чесалось все тело. Услышав о бане, он радостно поднял голову. Но рад был не только он.