На закуску Нианзу подал белужью икру на рисовых снеках, заварной крем из куриного яйца с соусом из гусиной печени и черными трюфелями, пирожки с перепелиным яйцом и пармезаном.
В качестве первого основного блюда подали свинину с креветками и грейпфрутом.
На второе основное блюдо подали «Свет Отечества» — теплую пряную тушенную грудинку с хреном и маринованной редькой.
На третье основное блюдо подали морского гада величиной с мужскую ладонь, запечатанную в тонкую темпуру и пожаренную в раскаленном масле. Сочные кусочки щупальце в золотистой тонкой похрустывающей кожице, окунутые в карамельный соус, сводили с ума мой рот и вкусовые рецепторы.
Как же вкусно! Феерия вкусов, разных, но смешанных так тонко и ювелирно! Кислый впереди мягко сменялся пряно-сладким, густо-мясной таял, уступая отголоскам сливочного и терпкого, жгучий смешивался с масляной основой, а поверх этого приятной прохладой шла мятный шлейф.
Я ел и стонал от удовольствия, не в силах сдержаться. К черту все правила приличия!
Отец, глядя как я уплетаю за обе щеки еду, лишь смеялся.
— Видала, Ольга, как изголодался! — повторял он, потягивая вино. — За решеткой так не кормят. Кушай-кушай. Нианзу, положи ему еще добавки!
Но больше всего порадовал десерт. Такого богатого выбора сладостей я еще не видел!
Сначала под ароматный травяной настой пошел десерт из киви с добавлением имбиря и сухого зеленого японского чая.
Потом, под маленькую чашечку чая я умял несколько шоколадных конфет на основе шоколадного глинтвейна и клубничного вина.
Потом, уже просто так, я слопал мармелад из ревеня, сливочного маскарпоне и сорбет с лимоном.
Когда же Нианзу предложил мороженое из вереска, черники, меда и ржи, я мог уже только мычать. Но от мороженого все же не отказался.
Трапеза подошла к концу и я едва дышал. Хотелось спать и я откровенно зевал.
— Нианзу, угодил ты сегодня нашему младшему, но не менее значимому члену семьи! — произнес Вяземский.
— Всегда рад стараться! — улыбнулся тот.
— Благодарю за прекрасную еду! — сказал я. — Я наелся до отвала!
Это резануло слух Вяземского, но он не подал виду.
— С вашего позволения я бы пошел к себе в комнату, устал очень сильно, — произнес я.
Зевота наваливалась и я едва держался, чтобы не уподобиться бегемоту и не раскрыть рот.
— Конечно, Максим, — кивнул отец. — Мы все изрядно устали и нам надо отдохнуть…
Вяземский вдруг замолчал, словно о чем-то задумавшись.
— Отец? — я привстал.
Чутье подсказывало — что-то не так.
— Я… — произнес Вяземский и голос его мне не понравился — словно скрип не смазанных петель.