И без того удивленное лицо Вяземского вытянулось еще сильнее.
Отец подошел ко мне, взял меня за плечо, сказал:
— Пошли ко мне в кабинет. Поговорим.
И бросил прислуге:
— Нас не беспокоить.
В кабинете отец привычно подошел к бару, налил себе. Залпом выпил, спросил:
— Как это Бартынов освободил?
Я вкратце рассказал ему ситуацию. Вяземский слушал молча, но едва я затронул причину освобождения, как остановить его уже было невозможно.
— Да как он посмел?! Моего сына как какого-то червяка использовать на ловлю рыбы?! Да я его!.. Он у меня… Я всех поднимаю! Плевать мне на его силу и власть! Плевать! Такого унижения я не переживу! Сам к нему пойду и скажу…
— Отец, успокойся! Иначе поймать преступника не получится. И только через него можно выйти на заказчика, на Герцена.
— Но ведь ты…
— Со мной все будет в порядке.
— Он сына самого Бартынова убил, а ты говоришь что с тобой все будет в порядке! Не будет! Я не разрешаю тебе этого! Категорически не разрешаю! Слышишь меня?
— Тогда ничего хорошего ждать не стоит, — ответил я. — Ты сам помнишь, что говорит Бартынов насчет клановой войны. Нам она ни к чему, наш род слаб сейчас и не выйдет из нее победителем.
На эту фразу Вяземского аж передернуло, но он ничего не сказал, потому что знал — я был прав.
— Если не пойдем ему на встречу и не будем сотрудничать, тогда войны не избежать. Ты этого хочешь?
— Нет, — тихо ответил Вяземский и вновь налил себе. — Война — это последнее, что я хочу. Нам в ней не победить. Тут ты прав.
— Поэтому мы будем действовать так, как хочет Бартынов.
Вяземский пристально посмотрел на меня. Но во взгляде не было ни злости, ни ярости. Отец смотрел на меня с каким-то удивлением, словно видел в первый раз.
— Хорошо, — наконец прошептал он. — Делай, как считаешь верным. Только я прошу, будь осторожен. И имей ввиду — моя стража будет все это время с тобой, тут даже не спорь. Пойдешь в туалет — они с тобой, ляжешь спать — они будут стоять рядом и караулить сон. Тут даже не пытайся со мной спорить — так будет, как я сказал. Я не прощу себе если с тобой что-то случится. Мне будет хоть немножко спокойней если ты будешь под защитой моих людей.
Я кивнул.
— Ладно, согласен.
Отец вдруг подошел ко мне и обнял.
— Не прощу себе если с тобой что-то случится, — прошептал он.
— Все будет в порядке.
Вяземский некоторое время стоял молча, обнимая меня, потом спохватился:
— Ты, наверное, голоден?
— Есть такое! — улыбнулся я.
— Так чего же мы ждем? Скорее, пойдем, Нианзу там что-то кулинарничал вкусненькое с утра, поешь.
После тюремной баланды, блюда, поданные за стол, были подобно чему-то космическому.