С северной стороны замка возвышалась настоящая смотровая башня. С другой — что-то похожее на бастион. Перед этим строениями просматривался огромный стадион — такой, какой есть во всех школах, с воротами, для игры в футбол. Правда с правой стороны виднелась еще одна небольшая площадка, огражденная со всех сторон канатами. Ринг? Очень похоже.
С южной стороны стоял вековой хвойный лес.
Машина подкатила к воротам, те плавно разъехались в стороны и мы оказались во внутришкольной территории.
Сказать, что тут было чисто — ничего не сказать. Казалось, надень белые носки и пройдись от ворот до входных дверей — носки останутся чистыми.
Я осторожно вышел из машины. Охранник подал мне мои вещи — Нианзу заботливо уместил все в один чемодан.
— Попытаешься бежать — поймают, — пробасил охранник, пристально глядя на меня так, что я понял — лучше не испытывать судьбу.
Машина, на которой меня привезли, лихо развернулась и уехала прочь, оставляя меня возле двери школы, словно я был каким-то животным, от которого хотели поскорее избавиться и подбросили другим хозяевам.
Я уже собрался постучать, как дверь раскрылась. На пороге возник высокий худой человек.
Это был седой и старый китаец, каких увидишь только в фильмах, в которых ленивые режиссеры таким образом шаблонно стараются показать мудрецов. Я и не думал, что бывают такие на самом деле.
— Добрый день, Максим! — произнес китаец с сильным акцентом, поглаживая седую бороду. — Меня зовут Лонгвей. Я директор школы дарованных. И я буду учить тебя.
Я пожал плечами.
— Как вам будет угодно.
Настроение у меня сейчас было дрянное, не хотелось говорить ни с кем. А китаец, напротив, не прочь был поболтать.
Старик с прищуром посмотрел на меня, усмехнулся в седые длинные усы.
— Вижу в ваших глазах безразличие.
— Есть такое, — кивнул я поглядывая на небо — солнце еще светило высокого, погода была великолепной. И сидеть сейчас в школе не было никакого желания.
— Самое страшное, что может случится с человеком — это безразличие. Когда ему становится не интересно все вокруг. Это первый шаг в хун-во.
— Куда? — переспросил я.
Старик вновь улыбнулся и эта улыбка начала меня раздражать. Он нарочно? Словно насмехается надо мной, показывая, что он тут Елена Премудрая, а я полный идиот.
— Нет, — покачал головой Лонгвей. Хитрый взгляд сменился задумчивостью. — Все-таки не до конца погрузился ты в безразличие. Это только ширма той ярости, что прячется в тебе. Это хорошо. Плохую черную силу можно направить в нужное русло, в белый поток. Есть над чем работать.
Старик словно спохватился.