Тяжело все ж таки Касьяну оставлять свою Чанингу и радостно одновременно в ожидании новой жизни.
Касьян по привычке заплевал окурок, бросил его в снег и тяжело поднялся.
За воротами отца встретил пятилетний Сашка. Вокруг Сашки свора собак крутится; машут собаки хвостами, скалят белозубые пасти, радуются хозяину.
— Мне хлеба лисичка прислала? — деловито спросил Сашка.
— Прислала, прислала. — Касьян подхватил сына на руки, прижался к нему темной от мороза щекой, услышал, как пахнет от Сашки домашним теплом, и почувствовал себя счастливым.
Заскрипели ворота. Катерина шаль не успела надеть, выбежала в одном коротком полушубке.
— С приездом!
Касьян на приветствие не ответил, лишь засмеялся глазами да ласково жену чуть плечом задел.
Радостно Касьяну. Только какими об этом словами скажешь? Нет таких слов. Да Касьяну они и не нужны.
Не успели развьючить Сивого, как прибежала Гришкина жена.
— А мой где?
Глаза у Гришкиной бабы диковатые, испуганные, рот приоткрыт, словно готова баба сейчас и к радости, и к безудержному горю. Ждут глаза.
— Вот, думаю, коня распрягу и к тебе зайду, — Касьян, кряхтя, свалил вьюк на землю. — Тяжелый, зараза.
— И верно, Григорий-то где? — удивилась Катерина. — Почему один?
Касьян деланно рассердился.
— Рта раскрыть не дают. Где да где. В Беренчее остался. Управляющий ему велел.
Гришкина жена вроде успокоилась, но тут же снова подступила с расспросами:
— Да как вы в Беренчее-то оказались?
— Стало быть, надо было, — Касьян посчитал, что этого ответа вполне достаточно. — Гуляй, Сивый, отдыхай, — хлопнул он коня по крупу.
Женщины переглянулись, но спрашивать больше ни о чем не стали: осердится мужик по-настоящему.
— Экий вы народ, — рассмеялся Касьян. — Все вам сразу, без остановки выкладывай. Нет чтоб как водится: накормить, напоить, а потом уж расспросы вести… Ты не уходи, — кивнул Касьян жене спарщика. — Тут Гришка тебе кой-чего прислал. Дай только груз домой стаскать. Не то боюсь: сяду — и меня уже не поднимешь.
В избе Касьян разделся, сбросил изопревшие олочи, сел на лавку, вольно привалился к стене. Ноют у Касьяна ноги, ломит тело, но все равно ему хорошо.
Маленький Сашка забрался к отцу на колени, теребит его за бороду. Касьян опустил сына на пол, дал легкого шлепка. Сашка не обиделся, сказал сурово:
— Большой, а дерешься.
— Разве можно отцу так говорить? — кинулась к нему мать.
Касьян считает, что растить детей надо в строгости, но Сашке прощает пока многое: мал еще.
— Пойдем лучше, сына, вьюк разберем, посмотрим, что там тебе лисичка послала.
— Пойдем, — обрадовался Сашка.