Черт-те что: на охоте весь день — от темна до темна — бродишь и сил на весь день хватает, а в дороге быстро устаешь. Касьяну уже давно хочется сесть-посидеть, разложить костер, вскипятить чаю. Хотя — Касьян взглянул на часы — четвертый час кончается, как вышли они из зимовья. Можно устать.
У Касьяна одна мысль: добраться до деревушки. Хоть и пустая она, брошенная, но ведь один дом еще жилой есть. Люди, помощь.
— Пошел, пошел, Сивый!
Касьян мысленно видел, как он остановит коня около знакомого дома, как радостно выбежит за ворота соскучившийся по людям присадистый рыжебородый Осип, как заохает, засуетится возле Гришки хозяйка, начнет отпаивать Гришку травами, и Касьяну уже не о чем будет тогда беспокоиться. Если позволит Гришкина болезнь, Касьян переднюет у Осипа, а при нужде сбегает в Беренчей, вызовет для Гришки вертолет.
Неизвестно отчего на память Касьяну пришел его просторный теплый дом, вспомнилась жена Катерина. Чуть ли не в последний день перед выходом Касьяна в тайгу затеяла Катька разговор. Касьян ухмыльнулся: дошлый народ эти бабы, а ласковая да игривая Катька — в особенности, знает, когда нужный ей разговор заводить. В зимовье по дому, по ребятишкам, по бабе скучать начнешь — последние дни, последние разговоры помнятся на особицу. А Катерину в Беренчей потянуло, в переезд.
— Хватит нам с керосиновой лампой сидеть. Да и скучно здесь.
Касьян тогда удивился:
— Какое тебе еще веселье требуется?
Касьян бы вроде и не против Беренчея, там у него с семьей брат живет, но боязно бросать здешнюю тайгу.
— Тесная в тех местах тайга…
— Не учись врать. Плохому охотнику тесно. А мне рожать нынче. Прошлый раз чуть не померла. Врача нет.
Касьян оглянулся на сани. Вроде пока все с Гришкой в порядке. Над лицом — парок.
А Катерина у Касьяна баба видная, красивая. Кто-то был в ее родове из эвенков, и теперь это проступает матовой кожей, чернотой глаз. Русское — в бойком характере да в косе тяжелой и мягкой. Рожала прошлый раз Катерина тяжело. Бабка Коробова просидела у ее постели двое суток. А где лучшего акушера найдешь?
Хоть и притомился Касьян, а решил идти без привала: еще несколько поворотов ручья — и будет деревушка, где живет теперь один Осип.
О переезде Катька не сама придумала. Касьян же и сказал ей об этом. И не то чтобы сказал, а просто передал разговор с промхозовским начальством. Касьян тогда своим словам и внимания не придал, а вот поди ж ты, запомнились они Катьке.
А всех-то и слов: начальство уговаривало его, Касьяна, сниматься из Чанинги и в Беренчей переезжать. Всякие блага рисовало: и магазин тут, и почта тут, и клуб. Касьян и сам видит эти блага. Но ведь обжитое место оставить — не рукавицу с руки сбросить.