Мама сидела в кресле в общей комнате; когда медсестра сообщила, что приехал сын, она не отвела взгляда от телевизора.
Кевин помнил, как она десять лет назад сидела вот так в кресле дома, на Стуран.
Тогда лицо у нее было круглее, а взгляд яснее, но разница с тем, что он видел сейчас, заключалась не в этом.
Тогда мама выглядела доброй. Теперь доброта исчезла.
Они опустились на диван напротив нее, и старуха наконец взглянула на них.
— Это вы меня сюда засадили? — прошипела она — Ты и эта шлюха…
Медсестра уже предупредила Кевина, что состояние матери ухудшилось, но все же он испытал потрясение. Из отца ругательства сыпались, как из мешка, но чтобы ругалась мать, Кевин еще не слышал.
Мать пристально смотрела на Веру, и та отвела взгляд.
Кевин потянулся погладить мать по руке, но та с отвращением отдернулась от него, как от заразного.
— Брат к тебе не заглядывал? — Кевин очень надеялся, что говорит непринужденным тоном. — Он говорил, что собирается к тебе после похорон. Прилетел из Америки и…
— Сука драная… — Мать бросила взгляд на Веру, после чего снова уставилась в телевизор.
Двое парней и светловолосая девушка нырнули в бассейн с таким видом, словно высшее достижение в их жизни — это плескаться в воде, а может, так оно и было. Через год никто не вспомнит их загорелые мускулистые тела. Может быть, победитель заплыва в этом сериале будет ставить диски на финском пароме.
— Я в машине подожду? — тихо спросила Вера.
Вера нравилась маме, они много лет близко дружили.
— Не уходи пока, — прошептал Кевин. — Просто у нее сегодня плохой день. Мы ненадолго.
Вера сжала его руку.
— Шлюха, — повторила мать, в упор глядя на них. — Проститутка.
О людях в глубокой деменции обычно говорят, что они стали неузнаваемы, что они утратили себя, изменились как личность. Кевин спрашивал себя, не оскорбительно ли говорить так о больных. Мать стала почти неузнаваемой. С прошлого раза ее состояние сильно ухудшилось.
Вера отпустила его руку, озабоченно улыбнулась и встала.
— Наверное, лучше все-таки оставить вас наедине.
Когда Вера выходила, по экрану телевизора уже бежали заключительные титры. Едва Вера скрылась, как мама что-то пробормотала.
— Что-что?
Мать уперлась в него взглядом и повторила, уже громче:
— Ей было всего тринадцать… Мокрощелка паршивая.
— Ты о ком?
— Шлюха. Его шлюшка.
Голос оборвался, мать закашлялась. С подбородка потянулась нитка слюны.
На экране пошла реклама какого-то спреда. Кевин поднялся, подошел к матери и положил руку ей на плечо.
На этот раз она не оттолкнула его. Не ответила, но все же погладила по руке.