Семья погибшей проживала в двух кварталах от места, где нашли девочку.
Родители проводили сержанта Шварца в ее комнату.
Напротив кровати помещался пузатый комод на гнутых ножках, с вязаной крючком салфеткой; на кровати покрывало и подушки в цветочек, как в семидесятые годы. Иконы на стенах соседствовали с выцветшими фотографиями шведской королевской четы и вышивкой, гласившей: “не сокрушайся о том, чего не имеешь; радуйся тому, что у тебя есть”.
В глазах Шварца комната отнюдь не выглядела как обиталище обычного подростка.
— Записка на ночном столике, — сказала мать девочки. — Мы ее прочитали, но положили на место, как она лежала… — Голос у нее задрожал, и она закрыла лицо руками.
Молодая женщина. Наверное, родила дочь еще подростком, подумал Шварц и вздохнул про себя. Вот черт.
Мать Тары остановилась на пороге, а Шварц направился к ночному столику.
Записка состояла из трех написанных от руки строчек; Шварц перечитал ее дважды. Из-за тонкой стены, у которой стояла кровать, доносился детский плач и иногда — мужской голос. Отец Тары утешал ее младшую сестру.
Папе, маме и Чинар.
Простите меня, я согрешила. Я не достойна жить дальше.
Я люблю вас. Встретимся на небесах. Я делаю прыжок.
Записка на линованном листе А4 была подписана именем девочки; Шварц отметил, что обе “а” в имени Тары заменены сердечками.
— Значит, когда мы позвонили, вы были уверены, что Тара спит? — спросил он.
— Да. — Мать вытерла слезы.
— Вы не замечали у нее признаков подавленности?
— Не знаю.
— Она не обращалась к психиатру?
— К психиатру? В каком смысле?
Женщина так и стояла на пороге, в трех метрах от Шварца, что показалось ему немного странным.
— Значит, не обращалась?
— Нет… Зачем ей психиатр?
Шварц молча указал на письмо на ночном столике.
— Нет, — повторила женщина после неловкого молчания.
— Вы не знаете, что имела в виду Тара, говоря, что согрешила?
— Я… нет. Нет, не знаю.
— Вы уверены?
Женщина кивнула.
— У Тары был парень?
Она замотала головой.
— Вы не знаете никого из дома, возле которого мы ее нашли? Серый, шестиэтажный?
— Нет… вряд ли. Кажется, нет.
— У нее был знакомый по имени Улоф?
Похоже, вопрос застал мать Тары врасплох.
— Улоф? Кто это?
— Пока не знаем. Они обменялись эсэмэсками… — Шварц посмотрел на часы. — Почти шесть часов назад, в начале одиннадцатого.
— Она была дома, — сказала мать. — Мы смотрели новости по телевизору. — Глаза у нее снова заблестели, она поднесла руку ко рту.
— А потом Тара ушла?
Мать прикусила губу; слеза скатилась по щеке в уголок рта. — Нет, не ушла… Она пошла спать.