Вера опустила голову ему на плечо.
— В детстве мы с твоим папой очень близко дружили. И поклялись никогда не предавать друг друга, даже кровь на том смешали. Но однажды я именно что предала его…
Вера стала рассказывать о том лете. Ей было восемь лет, отцу Кевина — девять. Они бегали купаться на Онгерманэльвен, и раны у них на ладонях, оставшиеся после клятвы в верности, почти зажили.
— Мы по очереди раскачивались на веревке и прыгали в воду, а потом сидели на берегу и разговаривали. Вдруг перед нами появился какой-то человек, он спросил, нельзя ли посидеть с нами. Я сразу поняла, что тут что-то не так, что ему зачем-то нужен твой папа. Я помню, как от него пахло…
Ее голова так и лежала у Кевина на плече. Вера слышала, как бьется у него сердце — все тяжелее, все быстрее. Кевин ничего не говорил, и они сидели, не двигаясь. Только этот тяжкий стук.
— Тот человек заставил его спустить штаны, — сказала наконец Вера. — А я… я просто убежала. Убежала в лес и спряталась за вывороченным деревом. — Она откашлялась. — Потом я вернулась, тот мужчина уже ушел, а твой папа сидел и плакал. Я соврала ему, что убежала за помощью, но никого не нашла.
— Пугало, — сказал Кевин. — Густав Фогельберг.
Вера дернулась.
— Значит, он тебе рассказывал…
— Не совсем, — перебил ее Кевин. — Мне он рассказывал другую историю, в той истории тебя не было. Я нашел несколько статей про педофила Фогельберга в местных газетах сороковых годов. Густав Фогельберг по прозвищу Пугало. Зимой сорок шестого его нашли мертвым под мостом.
Вера чувствовала себя взволнованной и одновременно удивленной. Она знала, что сейчас они с Кевином думают об одном и том же.
Мог ли его отец стать педофилом из-за изнасилования, произошедшего летом сорок шестого года?
Молчание нарушил Кевин.
— У папы были враги? Кто-то, кто хотел бы замазать его грязью?
Вера задумалась.
— Много кто, — ответила она, но уточнять не стала.