Медицинский спирт и бинты
Три года назад
Кровь на внутренней стороне бедра смешивалась с какой-то жидкостью. Мерси открутила насадку душа и подмылась.
Вымылась как следует, прополоскала себя.
Слезы смешивались с водой из душа. Мерси зависла в пустоте между стоном и выдохом. В пустоте? Не совсем.
Из гостиной доносилась беспокойная мужская возня, чей-то пьяный голос; Мерси услышала, как открыли банку пива. Звук предвкушения. Мерси понятия не имела, сколько их там. В обычный день бывало от восьми до двадцати двух.
Больно становилось после четверых. Болевой порог — где-то на двадцать втором.
Именно они, между четвертым и двадцать вторым, оказывались разницей. Первые четверо — это расходы на жизнь, еду, жилье и так далее.
Двадцать второй — это стакан с пузырьками, несущими утешение.
— Next one[59]! — крикнула Мерси в комнату с неизвестными ей людьми.
Они знают, кто она. Молодая, черная. Новенькая.
В гостиной задвигались.
“Next one” оказался на вид застенчивым и неуверенным.
— Use a condom[60], — велела Мерси.
Она услышала, как он роется в сумке; вернулся с красным квадратиком в руке, закрыл за собой дверь.
Мерси заперла дверь. “Next one” глядел на нее.
— I don’t want to, — вдруг сказал он, и Мерси увидела, как у него заблестели глаза — Can’t we pretend[61]?
— Pretend what[62]?
— That we fuck…[63]
Какое-то время они смотрели друг на друга. В гостиной продолжалась возня.
— Come here[64], — сказала наконец Мерси.
Он сделал шаг, другой.
Мерси не могла оторвать взгляд от рисуночков на его трусах. Она видела, что у него начинает вставать. Видела, как ему стыдно.
Мерси схватилась за раковину и начала трясти ее.
Она стонала. Он смотрел. Она изображала, что ей очень, очень хорошо. Он изображал, что ему очень, очень хорошо.
Упал и разбился стаканчик, в котором стояла зубная щетка. Мерси порывисто вздохнула и закричала:
— Oh, Jesus… Fuck me. Fuck me harder.[65]
Он не знал, принимать ему участие в этом спектакле или нет.
Мерси играла, как на сцене. Он подыгрывал, как умел.
Потом они разошлись, и Мерси получила плату.
— Next one, — крикнула она в комнату с незнакомыми ей людьми.
“Next one” был дальнобойщиком из Польши. Пятьдесят лет, жесткая спина. Кончая, он плакал.
Бухенвальд. Мерси сидит на раскладном стульчике. Она больше не ребенок.
Ей тринадцать лет. Сейчас раннее утро, и она все еще пьяна. Краски виделись ей приглушенными; серо-коричневые стволы, поросшие зеленым мохом, и листья на земле казались желто-красно-бурым ковром.