— Ну что же, это диагноз неизлечимой болезни. И что же сегодня? Метаморфоза исцеления?
Она замолчала, задумалась. Тогда он подтолкнул ее продолжить разговор.
— Сегодня я сегодняшний. Вчерашний Вам понятнее, чем сегодняшний. И даже, может быть, он Вам симпатичнее… Но это не вполне логично — Ваши-то статьи Вы ваяете для таких, сегодняшних!
— А я не обещала никому и не присягала редакции, что буду понимать… и любить своих читателей. Да и бросьте это, кто Вам сказал, что вчерашний Вы мне симпатичен? Дело вообще не в этом. Я не очень-то верю тому, чего не могу понять. Что за переходы?
Новиков внутренне улыбнулся. Удача на его стороне, не только правда. Он о симпатии еще ничего не говорил. Значит, он заинтриговал девушку, Осталось удачу оседлать! Вперед!
— А Вам не приходит в голову, что тот вчерашний, который застрявший между — хочет провести день с Вами и взглянуть на современность Вашими карими глазами?
— Карими!?
— Вот видите! Вас уже не пугает предложение вместе рассмотреть современность…
— Вы хитрец и авантюрист?
— Отнюдь. Кто-то рвётся забраться в горы, чтобы свысока взглянуть на мир. Кто-то стремится прыгнуть с парашютом из немыслимой высоты…
— Прыгают — с высоты.
— Пусть. Хотя когда под ногами исчезнет люк, Вы поймете, откуда, «с» или «из». Прыгают — с табуретки. Если уж мы о предлогах. Только мне такой предлог, такой адреналин мне ни к чему. И прыгали. И лазили. А вот я очень хочу задать вопрос небожителю Нагдеману. Это — моя вершина. И вопрос у меня — не просто вопрос, а чудо-вопрос. И тут вдруг Вы! Как Вам такое объяснение, которое избавляет меня от объяснения в интересе лично к Вам, а Вас — от того, чтобы слушать мое объяснение и отвечать на него. Сегодня и сейчас. Поэтому — просто возьмите меня с собой к Нагдеману!
В зрачках собеседницы Новикова отразился мыслительный процесс, там как будто вспыхнули и потухли, мерцая, две крохотные наэлектризованные спирали.
— Нет! — донесся до Новикова звук ее голоса. А он отчего-то уже знал, что это — да.
Ух! Новиков видел людей, которые обладают несомненными артистическими возможностями. Его приятель Вадим Власов мог за одну секунду изобразить лицом десяток чувств и персонажей, и, если бы в театрах, как и в госбезопасности, присваивали чины, он бы там тоже был подполковником или целым полковником. А за собой Константин не знал такого таланта и, по большому счету, мог бы подписаться под диагнозом, только что выписанным ему зеленоглазой круглоротой журналисткой. Ну разве застрял бы пластичный, артистичный человек между стеллажами двух эпох… И то, что он только что хорошо справился с артистическим заданием — заслуга не его таланта, а возникшего у него собственного, личного интереса к девушке. Где Pflicht