Эрих лишь покачал головой, когда по залу разнесся голос сотрудницы аэропорта. Его рейс снова задерживается. Японцы и китайцы летят, а Бом — задерживается. Кто скажет, что тут повинен случай? Нет. Индукцией, а не дедукцией, старый немец приходит к ясности — Эрику в Вене действительно грозит опасность. Если бы не это, судьба не стала бы задерживать старика-опекуна в порту Лондона, не выделила бы на его личный банковский счёт это испытание. Бом понимает: он стоит, вернее, сидит перед выбором. Звонить Эрику или нет? Тяжелой, не гибкой в локтевом суставе рукой, немец извлёк из кармана телефон. Рука — совсем не рука, а кочерга. «Нет, колено парового шатуна», — так он пыхтит, будучи вынужденным приподнять плечо, чтобы управиться с карманом… Телефон дорогой, он изготовлен знаменитой фирмой для нужд стариков. На девяностолетие сей гаджет ему подарен женой Эрика. Бом ценит подарок тем более, что хорошо знает женщину. Номер Эрика зашит в памяти под кнопкой «3». Номер Норы — «2». «1» — неотложная помощь. Неотложка. Таким он получил гаджет от дарительницы.
Эрих знает, что на «2» звонить ему бесполезно. А «3» приближено к «2» по негативной перспективе. Проще сразу жать на «1». Прежде, чем на удачу набрать «3», он пробует связаться с журналистом, который счастливо проник к Эрику. Но нет больше счастья в жизни, как говорили знакомые русские. Беседа закончилась, журналист уже на пути домой и к славе… Тогда Эрих все-таки придавливает ногтем большую кнопку «3». А вдруг Нора ослабила бдительность? И, в самом деле, трубка ожила личным баритоном Эрика Нагдемана. Он звучал нервно:
— Эрих, я все знаю! Я уже имел беседу с Норой. Прости ее, ты же знаешь эти ее девичьи причуды… Где ты? Уже в Вене? Я так рад, что ты будешь в зале! Я сейчас немного на взводе, я ушел из-под опеки, но буду в отличной форме, несмотря на бессонную ночь. Нет, Эрик, нет, благодаря бессонной ночи! Я выхожу на простор… Эх, если бы на сцену сегодня, я бы сыграл лучший свой концерт. Жду завтрашнего вечера. И тебя, — на одном дыхании выпалил Эрик.
Он говорил по-немецки с тем неистребимым еврейским акцентом, который сближает этот язык с австрийским. Бому жаль было сбивать собеседника с высокой ноты, и он избрал не самый прямой путь к цели.
— Увы, твой самый давний зритель ещё в Лондоне, в чёртовой дыре, в Гатвике. Не желают бомбардиры выпускать старика антифашиста. Все летят — японцы, вьетнамцы, один Бом торчит! И, кстати, ты уверен, что опекунша не организовала за тобой наружку?
— Дядя Эрих, за Нору еще раз извини. Я хоть смог телефон взять на вынос…