Он в ярости пнул по стене, словно в вату, затем обрушился с кулаками на дверь. Они отлетали от нее как от боксерской груши. В этом белом, стерильном мешке-склепе время, казалось, остановило свой бег. Ни один звук не долетал снаружи. Раздольнов без сил свалился на пол, в душе была полная пустота, а в голове царила сумятица мыслей.
Прошел не один час, когда, наконец, о нем вспомнили. Дверь открылась, на пороге появился капитан-полицейский и потребовал следовать за ним. Раздольнов вышел из мешка-склепа, по ступенькам поднялся на лестничный переход. Через узкое, забранное решеткой окошко пробивался тусклый свет. Бесконечно долгая ночь закончилась, наступило утро. Раздольнов замедлил шаг и бросил взгляд на улицу, перед глазами возникли двор, а за ним высокая, глухая стена.
— Не останавливаться! — приказал капитан-полицейский.
Раздольнов шагнул вперед, прошел десяток метров по узкому, без окон коридору и оказался на круглой площадке. На нее выходили три двери, у одной из них капитан-полицейский остановился, открыл и распорядился:
— Проходите!
В кабинете царил полумрак. Раздольнов перешагнул порог. Под потолком вспыхнула лампа, в ее свете он увидел перед собой мужчину лет тридцати пяти, спортивного сложения, в светлом костюме, явно не итальянской внешности. Его глаза прятались за дымчатыми стеклами очков. Это был сотрудник посольской резидентуры ЦРУ в Москве Джон Саттер. Вальяжно развалясь в кресле, он смерил Раздольнова пристальным взглядом и, кивнув на стул, заговорил на отменном русском языке.
— Проходите, Николай Павлович, садитесь.
— Сесть я всегда успею, — буркнул Раздольнов.
Саттер обнажил в улыбке крепкие, не знавшие рук дантиста зубы и заметил.
— Хорошо держитесь, Николай Павлович, тогда скажем так, присаживайтесь.
— С кем я разговариваю?
— Джон Армстронг, — представился Саттер и повторил: — Да вы присаживайтесь, Николай Павлович, можете закурить.
Раздольнов подсел к столу, потянулся к пачке «Кента», смял в руке и, швырнув в угол, отрезал:
— Я не курю!
— О, извините, Николай Павлович, я совсем забыл, вы же десантник и спортсмен-разрядник!
Осведомленность Саттера ошеломила Раздольнова. В первый миг он не нашелся что сказать. А американец не давал ему опомниться и продолжал наступать.
— К моему глубокому сожалению, произошел серьезный инцидент, который может иметь для вас, Николай Павлович, самые тяжелые последствия.
— Какой еще инцидент?! Если вы имеете в виду аварию, то я уже заявлял капитану, и говорю вам: я к ней никакого отношения не имею!
— Должен вас огорчить, Николай Павлович, есть подтверждение того, что авария совершена именно на вашей машине.