— Я-то тут при чем?
— Авария, это далеко не все.
— А что еще?! — здесь выдержка изменила Раздольнову, его пронзила догадка, — «этот хлюст знает про историю с киллером», — и голос дрогнул.
Это не укрылось от внимания Саттера. Внимательно посмотрев на Раздольнова, он порылся в пухлой папке, достал из нее документ и нанес новый удар с совершенно неожиданной стороны.
— Николай Павлович, давайте поговорим о вашей собственности в Италии, — предложил Саттер.
Эта игра в кошки-мышки все больше запутывала Раздольнова и взвинчивала нервы. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не двинуть по самоуверенной физиономии американца, и сквозь зубы процедил:
— Слушай, а тебе какое дело до нее?
— Итак, господин Раздольнов, я повторяю свой вопрос, чем вы владеете в Италии?
— Ну, чего ты ко мне с этим привязался? Ну, виллой и всем тем, что там находится.
— Скромничаете, Николай Павлович?
— Подскажи, а то я забыл?
— Ну, как же так, Николай Павлович, вы совершенно упустили земельный участок в Сицилии.
— И что? Я же его не украл, а купил!
— Ах, как же обидно будет его потерять. Хороший…
— Вот тебе хрен! — вскипел Николай. — Он у меня бумажками прикрыт, черта с два подкопаешься!
— А вот тут, господин Раздольнов, вы ошибаетесь! — с лица Саттера исчезла, казалось навсегда приклеенная к губам улыбка, и в голосе зазвучала угроза: — Ваши деньги дурно пахнут.
— Ошибаешься, деньги не пахнут! — отрезал Раздольнов.
— Дурно пахнут не только ваши деньги. От вашего прошлого и настоящего у правосудия Италии может начаться аллергия.
— Чег-о?! Какое еще правосудие? Какая к черту аллергия?
— Как это у вас русских говорится: по тебе тюрьма плачет. Так вот, плачет не только российская, но и итальянская тюрьма.
— С какого такого перепугу?
— При въезде Италию вы скрыли некоторые темные страницы из вашей жизни.
— Чег-о?! Какие еще страницы?
— А вот почитайте! — Саттер открыл папку, достал ворох газет и бросил на стол.
Раздольнов склонился над ними. Заголовки статей, и не только екатеринбургских, пестрели его фамилией. На одной из них крупным планом был напечатан его портрет.
— У-у! — взвыл он и смахнул весь этот ворох на пол.
Саттер обкладывал его, как волка красными флажками, убийственными фактами. Раздольнов яростно скрипел зубами и готов был испепелить взглядом американца. Тот сохранял холодное спокойствие, а его глаза походили на два прицела, нацеленные в душу Раздольнова. Американец жаждал понять, что в ней происходит, и с нетерпением ждал реакции на свой убойный ход.
На лице Раздольнова сменилась целая гамма чувств. В какой-то момент он с пронзительной остротой осознал: арест, истории с аварией машины и недвижимостью преследовали одну цель — склонить его к сотрудничеству с иностранной разведкой. И здесь к нему вернулось спокойствие. Откинувшись на спинку кресла, он смерил Саттера презрительным взглядом и неожиданно расхохотался.