Итог схватки решали мгновения. Превозмогая невероятную боль, Габриэль ударил в натянутый язык острием палки. И пробил его! Из раны фонтаном брызнула кровь, тварь заревела, метнулась влево, потом вправо, таская Габриэля по земле; бордовая лента начала судорожно дергаться, хватка слабела. Мэйт ухватился за палку с обоих концов и отчаянно потянул ее поперек языка, стараясь его разорвать, стараясь причинить твари как можно больше боли.
Руки стали мокрыми от крови и слизи; в ушах звенело от рева раненой твари; в боку пульсировала боль, из глаз сыпались искры. Но Габриэль продолжал рвать язык, чувствуя, как лицо и грудь мокнут от вонючей крови свера. Мэйту даже удалось подняться на колени, когда тварь дернулась назад и в сторону, решив разорвать собственный язык пополам.
В голове заплясали слова заклинания. Габриэль опять оказался на земле, потеряв противника из виду. Но тут же перевернулся на спину, сплел пальцы в тайном знаке, предвидя атаку. И… понял, что победил. Глухой топот раненого свера несся по лесу, затихая с каждой звиттой.
Подниматься не было сил. Тайный знак распался, ладони бессильно упали на грудь. Перед глазами покачивался высокий зеленый купол с серо-голубыми прорехами неба.
Габриэль не знал, сколько бы он пролежал вот так, без движения, слушая шум леса и собственного сердца, если бы не Итан. В пылу драки мэйт совсем забыл про своего юного спутника. Итан молча встал у ног Габриэля. Лицо у мальчишки было бледным и потным; на рубашке и штанах поблескивали серебристо-зеленые колючки. В правой руке Итан держал палку, с которой капала кровь.
— Вы храбрый, — тихо сказал он и, приподняв палку, взял ее второй рукой и подал Габриэлю так, как обычно подают мечи искусной работы.
Габриэль грустно улыбнулся и, тяжело дыша, поднялся. У его ног лежал длинный язык, похожий на дохлую змею с бордовой кожей. От языка тянулся кровавый след, уходя на восток. По языку уже ползали черные муравьи, ширилось облако мошкары.
Мэйт стянул с себя рубаху, отер ею лицо, руки и заостренную палку, спасшую ему жизнь. После чего бросил рваную, мокрую от пота и крови хламиду в сторону.
— Вы можете идти? — спросил Итан.
Габриэль вздохнул, кивнул и, опираясь на палку, сделал первый шаг.
Сумерки сгущались; смрад гниющей плоти по-прежнему плавал в лесном воздухе. Сын охотника, как обычно, шел впереди. Но теперь медленнее, чем прежде, и часто оборачивался. Габриэль смотрел Итану в спину, представляя, как тот поступил бы, если бы заклинание вырвалось наружу. Испугался бы, поняв, что трое суток вел миркля? Наверное, да. Сбежал бы? Возможно. Или, дождавшись момента, воспользовавшись бессилием спутника, воткнул бы ему в сердце ту самую палку, чтобы отомстить за пропавшую мать?.. От последней мысли Габриэлю стало не по себе. Он смотрел на Итана, на его растрепанные светлые волосы, на худые плечи и шею в веснушках и не мог вообразить, чтобы этот курносый мальчишка своими руками, не раздумывая, прикончил бы человека. Нет, не человека — миркля, выродка. Того, по чьим венам текла кровь демонов.