Макарий, зажмурившись и почесав подбородок, засопел в ответ.
— Давай уж! — подбодрила матушка.
— Давай, — согласился, наконец, поп.
Вообще-то кушать перед боем он не любил. Ни к чему было желудок нагружать, да и врачи не рекомендуют.
Но с матушкой не поспоришь.
За ужином матушка, как обычно, подробно пересказывала семейные и деревенские новости.
— Фёдор к Антаресу полетел, — сообщила она.
Макарий наморщил лоб.
— Фёдор, Фёдор… Это какой-такой Фёдор?
Глафира, вытянув руку, не больно ткнула ему пальцем в лоб.
— Большой, да без гармошки! Эх, Макарушка, горе с тобой! Три года к тебе малец бегал, всё по храму помогал. Да в хоре пел две зимы… Всё в семинарию рекомендации просил.
Макарий пожал плечами.
— Да много их было, пацанят этих. Всех не упомнишь… И дал я ему рекомендацию?
Глафира посмотрела на него с жалостью.
— Фёдор, мил мой муженёк, в дальнем космосе служит. Второй год уже. Я про то тебе ещё в прошлом году говорила, да и в этом — раз пять. И что на хорошем счету у начальства, и про тебя часто вспоминает. Говорит, будто никому ты в помощи не отказывал и многих ребят к делу пристроил. А Фёдор-то теперь реликварий на Антарес повёз. Цельный…
Глафира замерла на мгновение, пожёвывая губы.
— …цельный комплекс строить будут. Три церкви, как игрушки! Он мне эти… голограммы показывал. Прямо так, в воздухе…
Глафира правой рукой очертила круг, не выпуская при этом чашку с чаем, отчего Макарий боязливо подвинулся вдоль по лавке.
— В воздухе — и храм возник! В дела-то!
Отец Макарий обострённым слухом уловил с улицы дальний шум.
Приглушённый, мерный топот.
— А ещё… — разошлась было матушка.
Но отей Макарий, дунув на керосинку, зажал ей пальцами рот.
И показал на бледно-синий тонкий луч, пробивавшийся сквозь незакрытую амбразурную щель.
Глафира понятливо кивнула в ответ.
Макарий, изогнувшись змеино и втянув живот, медленно сполз с лавки.
Однако неснятый бронежилет, хоть и облегал чёрным кевларом плотно поповскую фигуру, однако же топорщился предательски по краям и нижнею пластиной царапнул звучно по столешнице.
«Теряешь хватку, отец», — шепнула Глафира замершему попу.
Макарий, отматерившись мысленно, выждал с полминуты и, убедившись, что незваные гости не стали ни ускорять движения, ни изменять его ход, стал действовать по заранее обдуманному плану.
«К бойнице», — шепнул он матушке, передавая ей «Ремингтон». И добавил: «Прикроешь».
Сам же лёг на спину и, вытянув руки с зажатыми в них стволами («Глоком» и Ярыгиным) пополз по полу к задней двери, выходившей в небольшой, самолично Макарием насаженный сад.