Резолюция полковника Ратманова П.В.: «Нам художники тоже нужны! Мнение доктора по всем вопросам, касающимся отбора кандидатов, является определяющим».
Запись в личном деле Филиппова И.В. (сделана рукой Балицкого С.С.): «Террор — это искусство!»
Янов Л.А….»
— Здравствуйте, Борис Иванович!
Никеев замер у раскрывшихся дверей лифта. Чья-то рука легла ему на плечо.
— Вы уж простите, что беспокоим. Понимаем, устали. Вечер, рабочий день закончился. Трудный был день? Много дел сделали?
Двери лифта закрылись.
«Как они код подъезда узнали? Чёрт, что мне всякие глупости в голову лезут! Тоже мне, тайна великая!»
Он повернулся лицом к остановившему его незнакомцу.
— Руку уберите! — резко, командным голосом произнёс полковник.
«Только так! Так! Страха нет… Нет его! Пусть чувствуют силу!»
— Невежливо это: вот так, без приглашения среди ночи являться. Людей у лифта останавливать. Нехорошо!
Он внимательно оглядел незнакомца. У полковника было чутьё на кадровых сотрудников спецслужб. Привлечённого к работе агента он бы в толпе, конечно, не выделил, но вот кадрового, профессионального оперативника определить мог с абсолютной точностью.
Оглядел и решил: «Из этих!»
Серая, до скуки и зевоты, банальная внешность, даже подчёркнуто-посредственная, профессионально размытая для лучшего растворения в толпе. Глаза — белые и пустые. Но взгляд при этом цепкий, будто невидимым, но прочным крючком цепляющийся за объект наблюдения. Телосложение спортивное, плотное. Но при этом не атлетическое, чтобы не выделяться из толпы.
Человек этой породы покрыт невидимым камуфляжем. Он видим, но — будто невидимка. Нельзя ни вспомнить, ни описать толком его внешность, его манеру поведения, нельзя уловить хоть какие-то отличительные признаки этой до совершенства серой личности.
Даже голос его, безжизненный и ровный, начисто лишённый эмоций, звучит так, будто исходит не от человека, а от идеально настроенного речевого механизма, выдающего отмеренные порции правильных и точно выстроенных, но совершенно не удерживающихся в сознании фраз.
Этой профессиональной, подчёркнутой серостью люди спецслужб себя и выдавали. Никеев, опытный оперативник и сам человек спецслужб, определял «серых» безошибочно.
Всегда!
Незнакомец демонстративно убрал руки за спину.
— Не волнуйтесь, Борис Иванович.
— А я не волнуюсь! — уверенным (но едва не дрогнувшим предательски) голосом ответил Никеев.
Кто-то вызвал лифт. С гудением и еле слышным потрескиванием кабина пошла вверх.
«Он не будет тянуть время, — подумал Никеев. — Здесь скоро появятся люди, свидетели. Ему это не нужно. И так их счастье, что они меня одного в подъезде застали. Но убирать он меня точно не будет. Давно бы уже убрал, если бы захотел. Не руку бы мне на плечо положил, а заточку бы в шею сунул. И все дела…»