Но у Бека не было одышки. Дыхание не сбилось. Было ровным, словно после короткой, спокойной прогулки.
Вот только… Ком подкатывал к горлу.
Бек остановился на площадке четвёртого этажа. Замер. Перегнувшись через перила, посмотрел вниз.
Тошнота подступила. Тяжко…
Спёртый воздух тёмного лестничного колодца наполнен запахами мочи, гниющего дерева и отсыревшей штукатурки, изъеденной плесенью.
Белые лампы дрожали внизу испуганными светляками. Белые точки в душной, душащей тьме.
Бек не любил старые дома. Зловонные, гниющие трупы.
Невыносимо… Невыносимо жить в таких.
Но приходится, приходится, чёрт бы их!..
Бек отошёл от края площадки. Повернулся.
Подошёл к двери квартиры. Дважды нажал на кнопку звонка.
Через секунду дверь открылась…
«Быстро… Ждали, наверное».
…И Бек зажмурился. Таким ярким после лестничного мрака показался ему свет в прихожей.
Он услышал голос Ладеева.
— Проходи, дорогой, не стой в дверях. Гость у нас сквозняков боится…
Ужин подавали в малой гостиной комнате, как и было заведено Балицким для тех случаев, когда не ждал он гостей.
В тот вечер гость пришёл на ужин, но был тот гость нежданным и совсем для Балицкого нежеланным. Негативного отношения к визитёру Семён Сергеевич Балицкий не скрывал, оттого и ужин готовили по обычному распорядку, не принимая во внимание высокий, начальственный статус гостя.
Возможно, Ратманов и чувствовал себя уязвлённым где-то в глубине души (как же так! авторитет этого колдуна-психиатра, которого приютило управление после скандальной… да что скандальной — откровенно криминальной истории с незаконными опытами над людьми, оказался едва ли не выше его собственного, командирского, полковничьего, между прочим, авторитета!). Возможно, чувствовал. Но обиду запрятал так глубоко, что и опытный в чтении чужих мыслей Балицкий в глаза гостя не увидел ничего, кроме искренней, чистой, незамутнённой дурными мыслями радости от встречи со старым другом.
«Умеет притворяться» с невольным уважением подумал Балицкий. «Мастер своего дела, ничего не скажешь… Возможно, я его недооцениваю. Он куда опасней, куда умнее и злее, чем я могу себе представить. Что-то упускаю я в нём… Змея водяная, скользкий хвост!»
Ратманов зашёл в гостиную, широко распахнув руки для дружеских объятий.
— Ага! — радостно воскликнул полковник, увидев Балицкого. — А вот и наш чудо-доктор! Наш маг и волшебник! Наш Мерлин, хранитель Камелота!
Он поспешно…
«Слишком поспешно», — с профессиональной точностью отметил Семён Сергеевич.
…кинулся к доктору, обнял его и с нежностью Иуды прижался к нему.
«Вот ты и попался! — с удовлетворением отметил Балицкий. — Переигрываешь, полковник. Суетишься. Напряжён, стало быть. Душа у тебя как ладошка была сжата, а теперь — открыта. Не ухватываю я тебя, змей, но вот теперь, похоже, подловлю…»