Стальная дверь на проржавевших петлях медленно, с протяжным, жалобным скрипом открылась — и свежий вечерний воздух с давно уже забытым запахом влажной травы, дождевого леса и пропитанной грозовой водою земли ворвался в полутёмный коридор бункера.
Аден задышал: тяжело, часто, жадно. Не вдыхая — заглатывая воздух, ртом хватая его, пробуя на вкус.
Сейчас он казался сладким с кисловатым привкусом вечерней грозы.
Аден раньше и представить себе не мог, что воздух можно пробовать на вкус, как вино.
— Внимание!
Охранник в сером жандармском камуфляже щёлкнул предохранителем и направил ствол на группу арестованных.
— Всем стоять! Не двигаться! Не шевелиться! Не разговаривать! Стреляю без предупреждения!
Какая странная ватная слабость в ногах… И туман перед глазами — не тот, красный, просоленный кровью, тяжёлый туман, что на исходе допроса свалил его с ног, а другой.
Светлый, тихий.
«Может, я скоро успокоюсь?» — подумал Аден.
И устыдился охватившей его слабости.
«Ты не должен сдаваться, доктор. Хотя бы попробуй не сломаться… Понимаю, они умеют ломать. Они могут переломить твой позвоночник — как сухую ветку, об колено. Они ждут, когда ты смиришься и сам попросишь о смерти. Лёгкой смерти. Ты их знаешь, доктор. Знаешь их ловушки… Попробуй ещё подышать. Ещё немного. Ради Сильвии, ради всех тех, кто остался… в огне… Попробуй ещё… немного… не падать. Всё равно: вот сюда, внутрь, под череп — они не заберутся. Не смогут. Со всей их пыточной техникой, со всем их палаческим опытом и людоедской квалификацией. Не смогут, если ты сам им не позволишь. Пострайся не позволить, пострайся! Аден, очень тебя прошу!»
Доктор закашлял и инстинктивно приложил скованные наручниками руки к груди.
«Задыхаюсь…»
— Не двигаться! — снова закричал охранник. — Всем стоять! Выходим только по команде.
Это, верно, ещё одна их пытка: вывести арестованных к самому выходу из бункера, и держать у открытой двери, не давая выйти.
А так, хоть глазком взглянуть… Ведь, признаться, спускаясь в это ад, доктор и не думал, и не надеялся, что когда-нибудь снова сможет увидеть хотя бы кусочек неба… или как сейчас — ночь, верхушки качающихся под ветром деревьев, дальние вспышки прошедшей грозы, лужи…
Лужи! Какое счастье — просто лужи. Блики. Отражения.
Белые отсветы прожекторов.
Дождевая вода, простая дождевая вода — вот здесь. В паре шагов.
Как же хочется сделать эти два шага. Вот так просто — выйти, наконец, из проклятого этого подземелья. Переступить через бетонный порог, выйти — и побежать. Быстро, быстро — насколько выдержат ослабевшие ноги.