Она — другая. Её естественность, искренность, доброта — это её душа, это то, что дано ей от рождения. Но чувствовалось, явственно ощущалось, что искренность даётся ей нелегко, что весёлые пирушки с друзьями и студенческие вечера с танцами, шутками и беззаботным смехом — это для неё какая-то совсем ещё новая, незнакомая ей ранее сторона жизни.
В ней иногда чувствовалась настороженность и отстранённость. И привнесённое в её душу извне, едва ли не навязанное ей холодное лицемерие, которое она вынуждена была (и это тоже чувствовалось — каких иногда усилий ей это стоит!) преодолевать.
Но теперь-то она была совершенно искренна в своих чувствах!
Родители снова обманули её: обещали прийти на помолвку, в крайнем случае — непременно быть в парке. И не пришли!
Конечно, кто для них пилот… Хорошо, кто для них старший пилот Зайнер?
О, да! Конечно, он солдат Республики. Молодой и весьма перспективный офицер, откомандированный в числе лучших выпускников Академии в эскадру самого Эрхарна, для выполнения заданий особой важности на планетах Тёмного пояса.
Конечно, его будущее вполне обеспечено, он непременно сделает карьеру (да, помнится он и статьи публикует в столичных научных журналах… и когда время находит?), дослужится и до штабных аксельбантов и, быть может, до платинового нарукавного щита.
Ну и что? С такими людьми водят дружбу и, тем более, роднятся первые фамилии Республики?
О, нет, дамы и господа, никакого пошлого снобизма и столь осуждаемого в Республике высокомерного отношения к этим замечательным, энергичным и амбициозным «парням из народа».
Что вы! Они, конечно же, тоже опора Республики, они весьма, весьма достойные люди.
Но… Всё-таки их не приглашают на вечера камерной музыки в дома, что стоят на Золотой Стадии Готтарда. И не высылают отпечатанные на белом шёлке приглашения. И их не встретить в сигарных залах закрытых клубов.
Они, конечно, достойные граждане. Но — не того круга.
— Теперь, похоже, я уже не состою в элитном клубе, — сказала Юна.
И улыбнулась. Назло обманувшим родителям, назло всей прошлой жизни, назло самой себе, вчерашней Юне.
— И хорошо, — продолжила она. — Без них лучше. Отец наверняка, увидев тебя, скривился, будто мы готовимся угостить его несвежим лаймом. А мама непременно уговаривала меня передумать, даже не стесняясь твоего присутствия.
— Они сильно тебя обидели? — спросил Зайнер.
И, опустившись на колено, взял кончик белой ленты и торжественно поцеловал.
— Дорогая и любимая моя почти уже невеста, — откашлявшись, произнёс Зайнер. — Моя прекрасная дама! Ввиду того, что мои будущие, и до сих пор не любящие меня, папа и мама изволили проигнорировать первую часть ритуала, предлагаю без отлагательств проследовать к фонтану.