Поймав себя на этих мыслях, Наташа поразилась. Да она, оказывается, уже настолько окрепла, что способна думать об отвлеченных вещах. Прежде она была сосредоточена лишь на ощущении физической боли и на несчастьях, свалившихся на них с Андреем.
Как права была Виана! Сколь много в жизни значит такая простая вещь, как улыбка.
Чи-из! Чи-из! Спаси и сохрани!
Сохрани их всех — хороших людей, собравшихся здесь. Милых и близких, знакомых и не очень. А еще — всех, кто там, за стенами палаты. Кого никогда не увидеть и с кем никогда не познакомиться.
Сейчас Наташа любила весь мир и всем желала добра. Она выздоравливала.
«Я живу, — наконец-то сказала она себе. — Я жива».
И вот она сидит на лавочке возле входа в клинику.
Первый раз — на свежем воздухе. Спустилась по лестнице совершенно самостоятельно.
Она прислушивается к погромыхиванию трамваев вдалеке. Один из этих красных вагончиков привезет к ней Андрея.
Вот: ту-дум, ту-дум, стоп. Трамвай подъехал к остановке. Теперь надо выждать минуты три-четыре. Ровно столько времени занимает дорога от остановки до входа в МОНИКИ.
Нет. На этот раз — нет. Будем ждать следующего.
Как хорошо тут, на солнышке!
Наташу разморило, она прикрыла глаза.
Совсем как на пляже у Волги, на травянистом берегу, куда они всегда ходили с одноклассниками. Или как на острове, куда они с классом ездили.
Только запахи — не речные. Пахнет бензином, пылью и выхлопными газами.
Но этим можно пренебречь.
И тогда увидишь вдруг, как на другом берегу, на соседнем островке, стоит одинокая женщина и призывно машет рукой.
Кому?
Может быть, даже ей, Наташе.
Хотелось бы разглядеть ее лицо.
Хотелось бы услышать ее голос.
И голос раздался! Совсем рядом.
Он был смутно знакомым:
— Чтобы не получить ожогов, не находитесь на солнце больше пятнадцати минут.
Наташа очнулась. Сначала она не увидела ничего, кроме солнечных бликов в глазах.
Потом разглядела.
Перед ней стояла Ирина, дочь Владимира Константиновича. Блистательная, как всегда. Но немного смущенная.
Ирина, которая когда-то увела у нее Андрея.
Наташин враг?
Да нет. Это было так давно. В другой жизни.
Теперь у Наташи не было врагов. Ведь она начинала жить с нуля.
— Лавочка с видом на море и обратно? — сказала Ирина. — Здравствуй, Натали.
— Здравствуй, — равнодушно ответила Наташа.
— Папенька сказал, что тебе лучше. А я ведь и не знала, что тебе было хуже. Я вообще ничего не знала.
— Ну и хорошо, — сказала Наташа. — Зачем тебе знать?
Она не меняла позы. Ей не хотелось шевелиться. Ей не хотелось разговаривать. И ворошить прошлое не хотелось.
А Ирине, видимо, хотелось: