Но ведь можно жить по-другому. Москва живет совсем иначе. Там чисто и весело. Там клубы и кинотеатры ухожены и уютны. Там люди носят одежду, а не тряпье… Там улыбаются и дарят цветы…
Почему так? Почему здесь не хотят жить по-человечески? Почему так беспробудно пьют? Так страшно ругаются и дерутся? Что за ненависть к жизни сидит во всех?
Наташа не успела ответить на свои вопросы, поезд подошел к вокзалу.
— А я смотрю, в девятом тебя нет! Думаю, наверное, в десятом, а потом смотрю — в девятом! — запыхавшись, говорила Машка, обнимая Наташу и целуя ее в обе щеки. — Ты же телеграмму дала непонятную. Только номер поезда и номер вагона. Я так испереживалась. Какой-то ужас.
Наташа заметила, что Машка, оказывается, окает. Заметила только сейчас. Да и вокруг люди говорили, нажимая в словах на «о». Ну, правильно, волгари же!
— А что непонятного в телеграмме? — удивилась Наташа.
— Ну, как-то очень уж… — невнятно объяснила Машка. — Давай свой чемоданчик. Пойдем. Только быстрее, автобус уйдет.
Они перебежали привокзальную площадь и втиснулись в уже полный автобус, набитый встречающими и приехавшими, чемоданами и тюками.
Автобус стоял еще добрых полчаса. Водитель о чем-то веселом разговаривал с бойкой женщиной.
А вот Наташе и Машке поговорить не удалось. Их сразу же оттеснили друг от друга, пришлось бы перекрикиваться через несколько спин и голов. Впрочем, Наташа была даже рада этому. Ее прижали к окну, и она снова стала рассматривать свой город.
С этого вокзала они с Андреем уезжали. Почти тайно уезжали. Так романтично это казалось тогда — бежали от сурового отца, как в средневековых романах…
А потом так весело ехали, поступали, учились, работали… Столько всего было…
Наташа не признавалась себе, что говорить с Машкой ей не хочется еще и потому, что обязательно надо будет касаться мамы… Каким-то абсурдным чудом Наташа хотела верить, что никакой смерти не было… Было дикое недоразумение, как-то ужасно ошибся кто-то и где-то… И все станет на свои места. Мама даже удивится, когда узнает, что про нее говорят такие глупости… Это была почти детская вера. Так же ребенок закрывает глаза и думает, что его никто не видит.
Наташа специально заставляла себя думать о чем угодно, лишь бы не о маме…
Автобус, наконец, тронулся и стал опасно качаться на поворотах. Уж очень он был полон. Наташа вздрагивала каждый раз, когда плотная масса наваливалась на нее и прижимала к окну — вот-вот машина ляжет набок и Наташа окажется подо всеми… Водитель, видно, решил наверстать упущенное время и гнал вовсю.
А ехать-то было всего ничего. По московским меркам пол-остановки на метро. Здесь же — треть города.