— Оставим в стороне удары по треснувшим ребрам и ожог сетчатки, сэр. Но рядовая Дитц сильно повредила предплечья, запястья и ладони, когда ползла по пещерам. Я произвел все необходимые действия, но для полного заживления не хватило времени. Кто-то снял с Дитц повязки, затянул наручники поверх ссадин так, что прорезал запястья до крови, а потом втёр в раны смесь соли и красного перца. После чего снова намотал бинты и застегнул поверх них наручники, чтобы она не могла даже промыть руки. Сэр, я врач. Солдат. Мужчина. Человек, наконец. Я хочу знать, кто это сделал, сэр.
Выражение лица Саиди не изменилось ни на йоту. Но даже Лана, внутри черепа которой удушливо-сладкие овцы, грозно щёлкая зубами, гонялись за звенящими волками, почувствовала исходящую от генерала леденящую стужу.
— Я разделяю ваше возмущение, капрал, — проговорил командующий таким тоном, что овцы вдруг вспомнили, что им полагается блеять, а не рычать. Одна даже лопнула, как воздушный шарик. — Даю вам своё честное слово, мы разберемся с этим… эээ… прискорбным эпизодом. А пока я приказываю вам не обсуждать за пределами этой комнаты повреждения, полученные рядовой Дитц. Вы меня поняли? Это приказ. Мне не нужны здесь столкновения между частями.
Приподнятая бровь, истончившиеся губы:
— Я сказал что-то смешное, капрал?
Ким вытянулся, как на плацу. Улыбка исчезла так быстро, что её, казалось, и вовсе не было.
— Никак нет, сэр! Просто именно нежелательностью столкновения между частями аргументировала рядовая Дитц свой запрет нести её, как следовало бы. Она, правда, высказалась несколько иначе, но…
— Свободны, капрал, — усмехнулся Саиди. — Хотя нет. Подождите в приёмной. Так, на всякий случай.
— Скоро Дитц захочет пить, сэр, а с тем, что я вколол, стакан ей не удержать, — предупредил пятящийся к двери медик.
— Я прослежу, Ким, — решительно кивнула лейтенант Дюпре. — Ступай.
Некоторое время Махмуд Саиди молчал, подбрасывая и ловя тяжелую зажигалку. Потом вдруг хлопнул ею о столешницу и тихо, почти задумчиво произнес в пространство:
— Интересные дела. Рядовая соплюшка, птенчик без году неделя из тренировочного лагеря, не только понимает опасность непродуманных действий руководства базы, но и выправляет возможные последствия. Своими собственными руками. Точнее, тем, что ей соизволили оставить от рук.
Он резко поднял голову и уставился на Паркера. Людей, подобных этому типусу, генерал повидал на своем веку немало, и терпеть их не мог. Уверенные в собственной непогрешимости, предсказуемые до тошноты, стелящиеся перед начальством и в клочья рвущие всех остальных…