Словно бы невидимая пружина подбросила меня вверх, и я заорал чуть ли не во всю силу своих лёгких:
– Да-а-а! Да-а-а!
Дверь распахнулась, и в дверном проёме показалась перепуганная мама.
– Максим, что случилось?
– Случилось, мама, ещё как случилось!
На моём лице застыла, словно приклеенная, счастливая и глупая улыбка. Ложка дёгтя, конечно, во всем этом присутствовала, и звали её Курт Кобейн. Эта награда должна была достаться ему, настоящему автору песни, но… В который уже раз оправдывал себя тем, что чёрт его знает, как история развернётся, может, Кобейн не в грандж ударится, а станет петь попсовые песенки. А может, и вообще подсядет на наркоту, и ему вообще будет не до музыки. Правда, он и в той реальности стал наркоманом, но хотя бы успел выпустить три альбома.
Пока я рассказывал маме, в чём дело, Сева за моей спиной уже успел поставить «Heart-Shaped Box».
– Вот, слушай!
Мама до этого эту песню слышала один или два раза, когда я ставил венгерскую пластинку, но сейчас послушно села рядом и замерла перед торжественностью момента, Меня же вообще потряхивало от возбуждения и, не в силах справиться с эмоциями, как только песня закончилась, я рванул на кухню и хряпнул рюмку наливки.
– За победу! – объяснил я маме, появившейся следом.
– Ой, а что же теперь будет? – спросила она растерянно.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Вряд ли мне в США устроят гастроли. В лучшем случае статуэтку граммофона перешлют из Америки, поставлю на полку и буду на неё любоваться.
– Ой, ну надо же… Отец приедет из поездки, мы его обрадуем.
Эту ночь я почти что вообще не спал. Уснёшь тут, когда такие новости! А едва дождавшись семи утра, принялся обзванивать Ингу и своих музыкантов, чтобы со всеми поделиться радостной новостью. Договорились отметить это дело вечером походом в «Снежок» – наиболее демократичное кафе в центре Пензы, где к тому же подавали самое вкусное мороженое в креманках. Я с собой принёс захваченную из дома с разрешения мамы почти полную бутылку наливки, и мы, сидя за угловым столиком, втихую её оприходовали на пятерых.
Несколько дней я терялся в догадках, получу ли я вообще заветную статуэтку? Меньшову вон за фильм «Москва слезам не верит» передали «Оскар» вообще несколько лет спустя[11]. И тут в среду мне позвонил не кто иной, как собкор в СССР американского издания «USA Today» Генри Стоун.
– Максим, ты уже знаешь, что стал обладателем престижной музыкальной премии?
Я в ответ соврал, что слышал от одного из знакомых, а тот от другого знакомого, но вроде как до конца не был уверен в правдивости информации. Не признаваться же представителю недружественной державы, что я слушаю «вражеские голоса».