Зал затаил дыхание. Уже никто не смущался тем, что тетушка Евдокия нарушила заведенный порядок говорить речи с трибуны. Некоторые из сидевших на сцене за красным столом тоже встали и сошли в зал, чтобы лучше было слышно, о чем рассказывала колхозная доярка.
— Нет, — сказала я им, — не хочу строить касэ под цинковой крышей. Не возьму на свою душу такой грех. «Не хочешь денег, получишь батай», — заорали на меня. Били нещадно. Вдвоем. Вырвут ребеночка у меня, швырнут в угол бедненького и давай меня чем попало — кулаками, сапожищами. Мальчик мой плачет, ищет ручонками сиську… а я молчу, только губы кусаю до крови. Кажется, и ударов не чувствую…
Тетушка Евдокия замолчала и вдруг подошла к двери класса, выходившей в зал, открыла ее и переступила порог. Ребята, сидевшие поблизости, невольно встали и пошли за ней. Остальные столпились у двери.
Обвела взглядом она класс, странным таким, долгим взглядом, подошла к стене, на которой висела географическая карта, и зачем-то потрогала карту.
— Этого не было тогда, — сказала она и рукой провела по карте. — Ничего не было на стенах. Грязными только были очень, ни разу не белили их, с тех пор как война началась… Схватили меня за косы и головой об стенку, об стенку… вот об эту стенку… А потом повалили на пол и били чем-то колючим по пяткам… и тогда босую поставили и приказали три часа стоять на ногах…
Школа и тюрьма… Трудно ребятам, слушавшим тетушку Евдокию, представить себе это превращение. Неужели те самые классы, где каждое утро их учат мудрым наукам, были когда-то тюремными камерами? А что такое тюремные камеры, — они тоже не знали. А тетушка Евдокия знала. Даже ее рассказ сегодня слушать страшно. Будто читает она страшную книгу, и страницы в этой книге — школьные стены…
Сельскую школу в Ульме сделали тюрьмой фашистские каратели, охотившиеся за партизанами. В то время, как заключили туда Евдокию Георгиевну Никулаевскую, там находилось еще 16 узников. Мы приведем здесь все их имена, — они еще ни разу не назывались в печати. Пусть знают о них все, и в первую очередь жители Ульмы, почти все они уроженцы этого села. Их обвинили в том, что они намеревались уйти в лес к партизанам. Вот они, жертвы карательного отряда: Федор Мадан, Иван Васильевич Кристя, Николай Антонович Гуцу, Николай Платонович Гуцу, Иван Сергеевич Постика, Георгий Сергеевич Постика, Иоаким Васильевич Голубенко, Митрофан Иванович Гуцу, Федосий Георгиевич Пламадялэ, Константин Иосифович Церуш, Макар Макарович Пламадялэ, Иван Онуфриевич Брага, Володя Колесников, Василий Петрович Грэдинар.