Однажды на рассвете донесся какой-то шум, похожий на раскаты далекого грома. Евдокия Георгиевна глянула в окно — небо сияло удивительной чистотой, предвещая ясный погожий день. Женщина инстинктивно перекрестилась. Вышла на крыльцо, прислушалась: гремело непрерывно, и шум приближался. Казалось, что-то огромное и тяжелое катится вниз по ступеням бесконечно длинной лестницы. «Нет, не гром это», — со страхом подумала она и еще раз трижды осенила себя крестным знамением.
Ее заметил стоявший у ворот часовой. Подошел к ней и, озираясь, шепотом сказал:
— Слышишь? Это они идут к нам… Советские…
Сердце замерло от неожиданной радости. Как же она сама не догадалась: то пушки, ведь, грохочут. Красная Армия приближается к Ульме. Радость свою скрыла от часового. А тот тревожным шепотом уговаривал. С трудом поняла: ей надо немедленно уходить, иначе при отступлении каратели ее повесят.
Солдат, оказавшийся бельчанином, после побега Евдокии Георгиевны покинул свой пост и исчез.
Два дня женщина с ребенком пряталась в заброшенном овражном колодце на краю села. Из колодца ее вытащили советские воины. Отправили в госпиталь, но спасти больного простуженного ребенка не удалось.
Закончив рассказ, колхозная доярка вернулась за стол, накрытый кумачовой скатертью. Выступали учителя, дети читали стихи, пели песни, а она сидела молча и краешком ситцевого платка вытирала невольные слезы.
…Ничего нет радостнее в Ульме детских голосов, и только медный звонок на школьном дворе может совладать с их буйным весенним разливом. Каждое утро, работая на ферме, тетушка Евдокия слышит и детские голоса, и школьные звонки. Трудно за работой бывает колхозной доярке разобраться, что творится у нее на душе: и радостно за детвору, за все ее сегодняшнее безоблачное счастье, и до слез больно, что ее сын Еужен так и не побегал ни разу в шумной ватаге ребят, ни разу не пошел в школу. При мысли о школе на глаза навертываются слезы. И так всегда, как только услышит расшумевшуюся детвору и эхо донесет далекий звонок.
А ведь годы минули какие… пять, десять, пятнадцать… Сколько весен отцвело в ульманских садах!
Построили в Ульме новую школу: большую, в три этажа, светлую. Тетушка Евдокия любуется красивым зданием. Никогда еще в Ульме не строили ничего похожего. Вот и окна застеклили во всех трех этажах. По утрам в окнах горит золотое зарево восхода.
— А как же со старой школой? — спросила тетушка Евдокия учителя. — Теперь ее и разрушить можно. Так и сделают, наверное, к чему она?
Но учитель с ней не согласился.
— Старую школу надо бы сохранить, — сказал он. — Сохраняем же мы книги. Пусть и тем, что придут после нас, старые стены расскажут, как дорого заплачено и за наше и за их счастье.