В первых числах июня части дивизии, переправившиеся у населенных пунктов Ташлык и Бутор на правый берег Днестра, закрепились на «малой земле», передний край которой вплотную подходил к селению Шерпены. Более двух с половиной месяцев находились мы на заднестровском плацдарме, днем и ночью слушая свист пуль и оглушительный треск от разрывов снарядов и мин. Здесь редко выпадали так называемые часы фронтового затишья. Ох как угнетающе действует оборона на фронтовиков, вынужденных круглые сутки укрываться в глубоких траншеях, которыми вдоль и поперек безжалостно изрезаны пойменные сады и виноградники. Радовал глаз их зеленый наряд. Природа никак не хотела мириться с войной. Даже на деревьях, казалось, до смерти покалеченных осколками и пулями, наливались чудесным соком яблоки и груши. Земля как бы чувствовала скорое освобождение и старалась вознаградить людей щедрым урожаем.
С личным составом, находившимся за Днестром, мы ежедневно проводили беседы и политинформации. Чаще всего мне приходилось бывать в 1038-м стрелковом полку, которым командовал подполковник В. Н. Любко. Как-то во время беседы я обратил внимание на молоденького солдата, небольшого роста, но крепко сбитого.
— Это наш Яша, из Кишинева, — отрекомендовал его мне командир взвода.
— Будем знакомы, земляк, — сказал я.
— Как, вы тоже кишиневец? — обрадовался солдат.
— Почти, до войны жил там.
Яков Сапожников, так звали моего нового земляка, родился и вырос в Кишиневе. Отец его в первые дни войны ушел на фронт. Яша эвакуировался в глубь страны. Спустя два года он пристал к воинской части, следовавшей на передовую, правдами и неправдами добился зачисления в ряды Красной Армии. Прошел Донбасс, освобождал Каховку, Херсон, Николаев, Одессу. На груди у парня я увидел орден Славы. Командир взвода лейтенант Кулиничев поведал мне, как отважен и смел Яша.
— Береги себя, не проявляй ненужной лихости, — сказал я, прощаясь с ним.
— Да нет, товарищ майор, я понимаю, в разведке надо быть осторожным, а то, если убьют, ведь задание не выполнишь. А так хочется поскорее в наступление, освободить Кишинев. Хочется побыстрее прогнать немцев с родной земли…
Там же, на «малой земле», принимали в партию наиболее отличившихся. Прочитав заявление автоматчика Ивана Емельяновича Шнура, парторг 1038-го стрелкового полка И. М. Портной предложил высказаться. Но коммунисты проголосовали без обсуждения. Боевые друзья хорошо знали двадцатилетнего воина-сибиряка.
Взволнованный большим доверием, рядовой Шнур обещал коммунистам:
— Не пожалею сил, а если понадобится, то и самой жизни ради победы над заклятым врагом. Готов выполнить любое задание командования.