Майор включил проектор. На экране появился молодой хохочущий парень, лохматый, усатый, обнимающий хрупкую девушку.
– Это Коля Козлов, из Новгорода. Двадцать четыре года, женат, дочка есть. Дембель. Пошёл на рынок подарков родне купить, через неделю его борт на родину.
Проектор щёлкнул, как снятый предохранитель «калаша». Сначала мы не поняли, что на снимке. Какая-то куча бесформенных пятен. Потом пятна собрались в картину.
Один глаз выпученный, вторая глазница чёрная, пустая. Изо рта торчала какая-то требуха.
– Мы их трое суток искали. Нашли, – тихо сказал майор.
Щелчок. Крупным планом – рука. Пальцы расплющенные, перекрученные под немыслимыми углами. Без ногтей.
– У него в кармане была фотография жены в купальнике. Дрочил, наверное, по ночам. Вот этими пальцами, – тихо сказал майор.
Щелчок. Четыре бесформенных кучи. Штаны спущены до колен, в паху – чёрные дыры.
– Поняли теперь, что у него во рту? – тихо сказал майор.
Щелчок. Из живота тянется верёвка, уходит за границу кадра.
– Животы вспарывали живым. И кишки вытаскивали. Кишки – длинная штука. Надолго хватает, – тихо сказал майор.
В мёртвой тишине гудел вентилятор проектора. Замполит выключил. Скомандовал:
– Садись.
Взводный булькнул, рванул из палатки – блевать. Остальные, хоть и бледные, не решились.
– Я вам ничего больше говорить не буду. Надоело. Мне весной на пенсию, буду в деревне пескарей ловить. Какое мне дело, сколько вас ещё в цинкачах отправят? И в каком виде? Гроб имеет заданные габариты и массу. Если у кого кишки не влезут – оторвём и собакам выкинем. Если кто-то бражку на минном поле ставит, чтобы офицеры не нашли, а потом у него пары ног не хватит – добавим камней для веса. Если от троих останется всего пятьдесят кило – равномерно разделим на три гроба, чтобы никому не обидно было. Задрали вы меня, идиоты малолетние. Делайте вы, что хотите, – тихо сказал майор.
И уехал.
Неделю мы ходили, как пришибленные. Не пили бражку, и на карты смотреть не хотелось.
А потом снова пошли на базар.
За водкой.
* * *
Отец закончил рассказ. Молчали, переваривали. Наконец, веснушчатый с Кировского буркнул:
– Умеешь ты настроение перед боем поднять.
Отец рассмеялся:
– Что, сопляки, скисли? Боец должен быть ко всему готов, а к смерти в первую очередь. Прежде, чем ступить на тропу войны, попрощайся с жизнью. Так гораздо легче. Я вот давно умер, сорок лет назад, когда восемнадцатилетним сопляком в Афган призвали.
Макс вздрогнул:
– Так вы привидение, что ли? Дух?
Отец нахмурился, начал подниматься с кровати:
– За метлой следи, сынок. Ты кого «духом» назвал?