Белка закатывает глаза:
– Трындец, вот и Армагеддон подъехал. Теперь все в сборе, давайте поаплодируем новому участнику по имени Альцгеймер.
– Рамиль – страшный че… Страшный. В последний раз мы с ним пересеклись в афганском кишлаке, и всё закончилось…
Я не успеваю закончить: в кухню врывается Елизавета.
– Белка, ему надо говорить, как есть. Он поймёт.
Я морщусь: не очень вежливо, в третьем лице о присутствующем. Елизавета хватает мою чашку с синей розой, пьёт остывший кофе, грохает чашку на стол. Смотрит на меня и говорит с интонациями судьи, выносящей приговор:
– Горский Анатолий Ильич, тридцать второго рождения, мы сейчас вызываем такси и едем к Акселю.
– Конрад уходит?
На пороге стоит Настя в пижаме с жирафами, прижимая к себе оранжевого зайца:
– Мамочка, пусть он ещё немножко побудет, ну пож-а-алуйста. Он мне недорассказал сказку про папу-голубя и бескрылого дракончика.
Девочка плачет, я протягиваю руки, сажаю её на колени, глажу по светлым волосам, похожим на тополиный пух. Настя прижимается к моему уху, шепчет:
– Я придумала, что должен сделать дракончик, чтобы полететь: нужно выдрать чешуйки, тогда вместо них вырастут пёрышки для крыльев. Только это, наверное, больно.
– Я знаю. Очень больно.
Я целую Настю в волосы, они пахнут солнцем. Смотрю на Елизавету:
– Почему ты решила, что я поеду к Акселю?
– Потому что Игорь похищен, и его обменяют только на вас.
За окном, заглушая всё, ревёт сирена, мы бросаемся к окну.
По улице прёт колонна зелёных бронетранспортёров, впереди – могучий танк. Стены корабля дрожат.
* * *
Граница с Идамаа, осень
Рыбацкий баркас пыхтел дизелем, на корме трепетал чёрно-синий флажок; пограничник опустил бинокль и выругался.
– Оборзели чухонцы, им что, своей ряпушки мало, какого хрена к нашему берегу лезут? Пять километров, не больше. А, товарищ сержант?
– Имеют право по договору о совместном экономическом использовании акватории. Это корыто тут через день ползает.
Баркас протарахтел за мыс, скрылся из глаз. Шкипер вежливо вынул обгрызенную трубку изо рта:
– Слепая зона, господин Уссипоэг, русские радары здесь не берут.
– К чёрту имена, – прошипел господин Уссипоэг. – Лодку на воду.
Темнело быстро. В резиновую лодку спустились шестеро в полной экипировке. Командир группы, двухметровый блондин, спохватился, принялся сдирать шеврон «Kilpliit» с рукава, но господин Уссипоэг ласково положил мягкую ладошку на плечо гиганта:
– Не надо, Имре. Нам нечего стесняться, мы сражаемся за язык предков, за свою свободу, за всю Европу. Удачи, сынок!
Разобрали короткие вёсла, принялись грести. На фоне темнеющего неба долго был виден силуэт господина Уссипоэга с поднятой рукой.