— Я не совсем понимаю, почему ты так разошелся. Если ты называешь себя недалеким и скучным, то это твоя проблема. Я тебя никогда таковым не воспринимала.
— Вероятно, ты уже несколько лет вообще меня не воспринимаешь. Если ты честный человек, то должна согласиться, что я представляю собой самую неинтересную часть твоей жизни. Возможно, я тебе не особенно мешаю. Я просто относительно безразличен тебе.
— Прежде чем ты погрязнешь в жалости к самому себе, может быть, все же вспомнишь, что именно я организовала эту поездку, чтобы у нас наконец появилось время поговорить? Разве это похоже на равнодушие?
Ральф сделал движение головой в сторону пачки листов.
— Мне кажется, что ты хочешь читать, а не говорить, — возразил он упрямо.
— Черт подери! — В ее глазах блеснул гнев. — Прекрати вести себя как ребенок, Ральф! Если ты хочешь поговорить — давай. Одно с другим не связано!
— Нет, связано. Все между собой связано, — ответил он неожиданно уставшим голосом, несмотря на несколько часов сна. — Барбара, будешь ли ты читать этот дневник…
— Это не дневник!
— Будешь ли ты читать этот дневник или нет, в конечном счете не имеет значения. Я нахожу это неправильным, но ты сама себе хозяйка и должна отдавать себе отчет в том, что делаешь. То, что меня действительно раздражает в этой истории, так это то, что и здесь опять проявился этот твой характер, твое привычное «привет, это Барбара, где бы найти и испытать что-то новенькое, волнующее и увлекательное?». Именитый адвокат с несомненным чутьем сенсационных дел. Светская львица в супершикарных шмотках, которая порхает с кинопремьеры на вручение премии или на вернисаж, а оттуда — в очередной ресторан. Женщина, которая состоит в дружеских отношениях с самыми известными журналистами страны и постоянно жаждет информации из первоисточника. И иногда совершенно забывает, что в жизни есть нечто более важное.
— Ральф, я…
— Знаешь, ты вот такая, как сидишь сейчас здесь, нравишься мне в сто раз больше, чем когда, разодетая в пух и прах, несешься на какое-нибудь мероприятие. А теперь твои волосы растрепаны ветром, и, кроме кровавой царапины на щеке, у тебя еще испачкан сажей нос, и… Нет! — Он взял ее за руку, которой она невольно попыталась вытереть нос, и крепко сжал ее. — Оставь как есть. Я боюсь, что мне не скоро вновь придется увидеть нечто подобное.
— Я тоже надеюсь, что за оставшуюся жизнь мне не придется копошиться в дровяных печах, чтобы практически из воздуха состряпать мало-мальски годную к употреблению еду… О, черт возьми! Картошка! — Она вскочила, сняла кастрюлю с плиты, подняла крышку и заглянула внутрь. — Совсем разварилась… — Почувствовала на себе его взгляд и быстро повернулась к нему. Из его глаз исчез весь гнев. — Ах, Ральф!.. Ты, наверное, мечтал совсем о другом, не так ли?