Я продолжала оторопело смотреть на разворачивающуюся под окнами сцену до тех пор, пока не заметила на рубашке Германа бурые пятна. Я всегда боялась крови, и в первый момент перед глазами поплыло, но уже через мгновение мне удалось взять себя в руки.
Не задумываясь над своими действиями, выбежала из комнаты и бросилась вниз. Наверное, следовало позвать кого-нибудь на помощь, но я была слишком шокирована, чтобы мыслить трезво. Все, о чем думала: человек ранен и ему требуется помощь.
Больше всего я боялась, что, открыв дверь, окажусь в каком-нибудь параллельном мире, но, к счастью, обошлось. Выскочив на улицу, я побежала прямо к Герману, который в это время добивал оставшихся безымянных. То, что это именно безымянные, я поняла еще в тот момент, когда впервые их увидела.
Безымянноборец сжал последнего, и тот повторил судьбу собратьев, разлетевшись на неопрятные колышущиеся куски, в следующее мгновение растекшиеся по асфальту. Тяжело дыша, Герман привалился к забору и только теперь заметил меня, прибежавшую на подмогу.
– В Доме не сидится? – прищурившись, хмуро спросил он.
– У вас… у вас кровь, – проигнорировав вопрос, пролепетала я. – Нужно кого-нибудь позвать! Врача или…
– Никого звать не надо, – с мрачным спокойствием возразил Герман, и всякое желание спорить тут же пропало.
Но вот желание оказать помощь – нет. Герман был бледным и заметно пошатывался, а светлая рубашка все сильней пропитывалась кровью. В который раз за последнее время собрав волю в кулак, я решительно приблизилась и, подставив плечо, велела:
– Обопритесь.
А вот на этот раз спорить не стал уже Герман и послушно выполнил требуемое. Помогая ему подниматься по полуразвалившимся ступеням, я спросила, в каком номере он живет, на что получила исчерпывающий ответ: «Вниз по лестнице». Хотелось верить, что на этот раз он не врет и мы действительно придем в его комнату, а не к какому-нибудь… Котику.
Время было раннее, все постояльцы, как и персонал, еще спали. В гостинице стояла тишина, которую нарушал только звук наших шагов и хриплое дыхание Германа. Выглядел он откровенно неважно, и меня это сильно беспокоило. Спустившись по той самой лестнице, мы оказались перед одинокой дверью, войдя в которую, попали во вполне обычную комнату. Единственное, что отличало ее от остальных – это небольшие оконца, расположенные под самым потолком.
Уложив раненого на кровать, я хотела было включить свет, но он не позволил.
– Спасибо, – сухо поблагодарил Герман, чтобы тут же сказать грубость: – Теперь можешь проваливать.
Я бы и рада, но совесть не позволяла. И ведь понимала, что толку от меня немного, и раз безымянноборец требует уйти, значит, необходимо послушаться. Но у неожиданно проснувшейся совести было свое мнение на этот счет, и она, вопреки здравому смыслу, заставляла меня задержаться.