Теперь понял и Феон. Запыхтел, как чайник. Похоже, он проникся к Конни симпатией. Опальный сын предателя и девушка, обвиненная в убийстве, – чем не пара?
– Что не так? – тихо спросил Феон, пока Конни переодевалась за ближайшими деревьями.
– Может, это мне стоит спросить?
– Лесса!
– Что? – Будь я в мужском обличье, мы бы уже подрались, а так только сверлили друг друга взглядами. – Феон, нравится тебе ходить гоголем перед Конни – ходи. Но не теряй разума. Нам нужно в столицу. Или ты передумал? Если так, я с удовольствием отправлюсь дальше одна, а вы найдите какое-нибудь убежище и надейтесь, что канцелярия никогда не доберется до вас.
– Извини. – Феон опустил голову. – Был не прав.
– Ничего страшного, пока это не стоит нам жизни. То, что простительно здесь, в столице может стать губительным. Помни об этом.
– Иногда ты так странно говоришь, – заметил Лейсер. – Будто не девушка, а государственный деятель на трибуне.
– Тебе кажется, – ответил я. – А вот и Конни! Собирайтесь, нам пора в путь.
На этот раз Конни поехала с Феоном. Я не возражал. Раз уж эти двое заняты друг другом, послежу за дорогой, чтобы обошлось без неприятных сюрпризов. Лошади бежали ровно. Вокруг тянулись голые равнины. А сердце не покидала тревога. И чем ближе мы подъезжали к столице, тем сильнее она становилась. Что не так? А в том, что что-то было не так, я не сомневался.
Алессия
Казалось, что за мной мчится погоня, поэтому снова и снова я пришпоривала лошадь. До городских ворот лицо скрывала маска – так было безопаснее. А я едва помнила себя от ужаса. Однако стража, стоило увидеть мой облик, распахнула ворота и расступилась. И я начинала понимать почему. Эдмонду Лауэру не надо было даже применять магию – его все боялись и так. Потому что он казался чудовищем. И чудовище жило внутри его. Я сама жива только потому, что Тьма хочет заполучить назад своего любимчика. А еще мне на мгновение показалось, что она к нему неравнодушна и только поэтому терпит мое присутствие – чтобы я привела ее к Эдмонду.
Городские стены остались далеко за спиной, когда я сняла маску и спрятала под куртку. Тут же изменился цвет прядей, упавших на лоб, – с черного на каштановый. Лицо, уверена, тоже стало другим.
– Тьма, сможешь долго удерживать эту внешность? – спросила я.
«Это твоя задача, не моя. Смена внешности – собственный дар Эдмонда, а не последствия нашего договора. Но я помогу, когда будет надо. А пока ты одна, не задумывайся над этим».
Не задумываться… Вот бы вообще потерять способность думать хоть на несколько часов, потому что перед глазами стояло искаженное ненавистью лицо Шейлы. Шейлы, которую я убила. Можно сколько угодно говорить себе, что это сделала Тьма, но выпустила ее я. Значит, мне и держать ответ.