Так вот, когда мы вместе с танцевальной командой Ноллы обследовали, перед тем как начать снос, трёхэтажный обшарпанный флигель, прилепленный к стене бывшего Товарного центра, то оказалось, что он заселён. В одной из комнат его, слегка приведённой в порядок и, кстати, единственной застеклённой, чадил крохотный костерок, над ним в прокопчённом ведре булькало какое-то варево, а вокруг на тряпье, натасканном неизвестно откуда, расположились несколько человек.
Мы так и застыли.
Это были отказники. Ни я, ни Нолла, ни девочки из её группы никогда раньше с ними не сталкивались. Отказниками у нас называли тех удивительных индивидуумов, кои, достигнув предельного возраста в шестьдесят пять лет, не отправлялись, как все нормальные люди, в Дом Снов, а предпочитали жить дальше, если, конечно, это можно было назвать жизнью. В центральной части полиса места им, разумеется, не было, отказники либо сбивались в группы, уходили в Дикие Земли, и более о них никто ничего не слышал, либо — и таких было довольно много — перебирались в Развалины и кое-как обустраивались там. Одежду они находили в пустых домах, а что касается пищи, то генномодифицированные трава и кустарники, прорастающие и здесь, выполняли не только дезинфицирующие функции, но были также богаты белками, углеводами, витаминами и, как объяснял Эразм, представляли наш пищевой резерв на случай критической ситуации. То есть, существовать было можно. По слухам, отказник, если ему повезёт, мог протянуть в Развалинах ещё лет пять или шесть.
Я всё равно их не понимал. Чипы у отказников были отключены, квалифицированной медицинской поддержки они, в отличие от других граждан Аркадии, не получали, а потому сразу же начинали болеть, причём мучительно, непрерывно и без малейшей надежды на выздоровление. В роликах, которые нам показывали на уроках, это выглядело ужасно и отвратительно. Нолла потом сказала, что не могла на это смотреть. Ну и зачем такие страдания? Кому это нужно — терпеть боль, гниение заживо, мучительное умирание, превращаться в калек с безобразной тканевой патологией, жить при этом в грязи, точно животные, жрать траву, листья кустарников? Не лучше ли уходить из жизни с достоинством, как и положено человеку? Ведь существует же спасительная эвтаназия: шагнул в Дом Снов и безболезненно исчез из этого мира. Просто, как хлопок в ладони, тут же поглощаемый тишиной.
Не понимал я этого, абсолютно не понимал. А кроме того, меня, как и многих, возмущало их чудовищное себялюбие, их откровенный, непрошибаемый эгоизм. Эразм уже давно подсчитал, что после шестидесяти пяти лет лечить человека становится намного дороже, чем вырастить в Инкубаторе нового. Содержать престарелых отказников — значит, бессмысленно расходовать наши ресурсы, которые и без того ограничены. Надо же думать не об отдельных людях, но обо всех.