Казалось, она вот-вот улыбнется. Ему почти хотелось этого.
– Не знаю, о чем ты говоришь, – покачала головой девушка и вдруг сделала шаг к нему.
Сама.
Дайрен застыл.
Еще шаг. Теперь она стоит совсем рядом, в каком-то полуметре. И заглядывает из-за его плеча в клетку.
Любопытная. Прячется за него…
Какое странное ощущение.
Сердце пропустило удар.
– Она тебя не укусит? – спросила она. – Ты стоишь так близко. И спиной…
Дайрен не сводил с нее глаз. Почти не знал, что сказать. Почти забыл, что когда-то злился.
– Не укусит, – отрывистый ответ. – Подойди ближе. Не бойся.
Ариана сделала еще один крохотный шаг и несмело подняла ладони к его груди. Она опасалась приближаться к самой решетке, а потому выглядывала сбоку из-за мужской груди. Смотрела поверх его плеча.
Почти прижалась к нему. Но все еще страшилась прикоснуться.
– Не бойся, – хрипло проговорил рыцарь и медленно обнял ее за талию. Мягко вдавил в себя, стараясь не дышать. Не вдыхать ее.
Арилейна вздрогнула, но совсем чуть-чуть. Едва заметно. Посмотрела на спокойную, как домашняя коза, смертоносную тварь, и улыбнулась.
– А разве мантикор можно приручить? – спросила тихо.
Дайрен слышал, как забилось ее сердце. Она была слишком близко, чтоб не слышать. Не чувствовать.
– Я могу приручить любую… даже самую норовистую зверюшку, – ответил он, едва не улыбнувшись.
И резко развернул девушку вполоборота к клетке. Крепко обхватил ее ладонь и, взглянув в огромные испуганные глаза, протянул вперед, сквозь решетку.
Мантикора дернулась, фыркнула. Острый хвост взметнулся вверх и… опал.
Маленькая ладошка прикоснулась к рыжей шерсти. Зарылась пальцами.
Зверь не шевелился, закрыв горящие ядом глаза.
Арилейна широко и по-детски радостно улыбнулась.
– Только помни: никогда не пытайся сделать этого без меня, – жестко сказал Дайрен, и девушка кивнула со всей серьезностью. Впрочем, тут же начала чесать мантикору, как будто ничего страшного он не сказал.
«Глупая феечка», – подумал рыцарь. Но в этот раз злости не было.
– Так я могу здесь гулять иногда? – спросила она, хлопая пушистыми ресницами.
И опять эта ее широкая улыбка. Наивная до безумия.
«Нет уж, феечка. На меня такие фокусы не действуют».
И если бы она еще не стояла рядом, у него в объятиях…
– Можешь, – вопреки мыслям, ответил он, скривившись. Чувствовал, что пожалеет. – Но только до десяти часов вечера. Ровно в десять вольеры открываются. И из сада тебе живой уже не выйти.
– Спасибо! – радостно воскликнула она, и дернулась в его руках.
Он готов был поклясться, что она едва его не поцеловала.
Мрак. Наваждение.